Даша Берег - Три времени года в бутылочном стекле

– Мы планируем осенью в Таиланд полететь отдыхать, – с нажимом сказала она, пытаясь подчеркнуть, какой хороший год будет впереди.

– Адель… – еще больше скривился Кирилл, – Ты не обижайся, но вы же уже это проходили. Никуда он с тобой не полетит…

– Тогда просто не получилось! А в этот раз все по-другому!

– Ну, отметка же в загранпаспорте будет, как ты не понимаешь… Не будет он так рисковать.

– Не проверяет же жена его паспорт постоянно! У него все документы отдельно хранятся… – Аде изо всех сил хотелось верить в свои собственные слова, но, глядя на кисло-сочувственное лицо брата, вера пошатывалась.

– У меня дурные предчувствия на этот год, – пробормотал Кирилл, сворачивая неприятный для сестры разговор, – так, что будет осенью, вообще непонятно.

– Ты про себя или про всех?

– И про всех тоже…

– Мне кажется, все нормально будет, – Ада попыталась придать своему голосу уверенности («И когда мы стали такими лицемерами?..») , – у тебя такие предчувствия, наверное, в связи с твоим Процессом?

Кирилл еще раз задумчиво провел по рулю. Впереди, действительно, была авария, и движение совсем прекратилось.

– Надька хочет все оттяпать, – сказал, наконец, он. За последние пару месяцев это были его первые слова по поводу Процесса.

– В смысле? Ты же сразу сказал, что квартиру ей с детьми оставишь?

У Кирилла с Надей была просторная трехкомнатная квартира в центре города. Сейчас брат жил в однокомнатной студии с незавершенным ремонтом, которую купил год назад с целью вложения средств, и о существовании которой жена узнала уже в процессе развода.

– Квартира! – зло усмехнулся Кирилл. – Квартира это одно, квартиру я, прежде всего, дочкам оставляю, они-то ни в чем не виноваты. Ей нужна клиника. Мы ведь ее изначально на деньги с продажи Надькиной гостинки открыли.

– И что? А сколько ты еще добавил к ее зачуханной гостинке?

– Никому не интересно, сколько я добавил. Совместно нажитое имущество. А для Надьки так вообще, как будто бы это она меня так круто проинвестировала…

– А деньгами нельзя решить этот вопрос?

Кирилл даже всплеснул руками.

– Я кретин, что ли, по-твоему? Конечно, я предлагал ей деньги. Я предлагал ей и деньги, и еще ту квартиру, в которой я сейчас живу, сверху. Она, кстати, так обиделась, когда про нее узнала, а что обижаться? Я ж не для себя ее купил, а просто вложил наши, между прочим, семейные средства. Не запасной аэродром готовил… Но нет. Ей надо раздербанить именно клинику, чтобы я остался без работы.

«Клиника», конечно, было слишком громким словом для бизнеса Кирилла – скорее, кабинет на два кресла, но пациентов было, хоть отбавляй, и доход дело приносило хороший. Ада уже разбиралась в определенных тонкостях частной стоматологии и знала, что лицензия на работу дается именно на помещение, а не на имя, и деятельность клиники в этом самом «раздербаненном», со слов Кирилла, помещении, автоматически прекращается. Разумеется, еще лучше во всем этом разбиралась сама Надюша, которая в последние годы занималась администрированием кабинета. Видимо, основной ее задачей, действительно, было не столько заиметь материальную выгоду от развода, сколько раздавить Кирилла. Ада отдавала себе отчет в том, что брат далеко не святой, и, наверное, у Надюши есть масса поводов для злобы и обиды, но, даже при всем при этом, ее требования были за гранью.

– Хочет, чтобы я помещение клиники либо оставил ей целиком, – продолжал Кирилл, – либо, чтобы мы его продали.

– Зачем ей это помещение?

– Говорит, парикмахерскую откроет. Бред какой-то. Конечно, ни черта она не откроет, продаст следом, да и все. Либо продажа сейчас и дележка. А у меня открыть что-то новое при таком раскладе не скоро получится, потому что, квартиру я по любому делить не буду, она это понимает. И придется мне в тридцать семь лет идти работать на говнюка какого-нибудь. Или дома установку ставить. Пиздец, какие варианты! – Кирилл в сердцах стукнул по рулю. Они уже вплотную подъехали к месту аварии и вот-вот должны были ее объехать.

– Работать на говнюка – это же не конец света, – мягко сказала Ада, – нет, конечно, с Надей нужно действовать в другом направлении и стараться договориться, но, тем не менее. Не конец.

– Адель, это дело всей моей жизни! – Кирилл почти закричал. – Ты же знаешь, я не святой доктор, я ненавижу все эти слюни, зубы, всех этих людей, но это моя работа и я делаю ее хорошо, мать ее за ногу! У меня есть имя, у меня запись на месяц вперед! Если клиника пойдет в тар-тарары Надьке в угоду, то куда я эту запись дену? Вариант один – идти работать по найму, чего я уже черт знает, сколько лет, не делал и весь труд, весь этот блядский труд всей моей жизни пойдет насмарку!

– А с другой стороны к ней никак не подойти? К Наде?

Кирилл еще раз смачно выматерился. Авария осталась позади, и они поехали с нормальной скоростью.

– К Наде – только сзади, – пробормотал он, – думаешь, что так долго все это тянется? Вот, пытаемся договориться. Херово только пока получается.

– Почему ты раньше не рассказывал? А родители знают? – когда кто-то из них говорил «родители», всегда имелось ввиду обе семьи.

– У тебя своих проблем хватает. Их тоже зачем расстраивать – они и так переживают…

– Кирка, ты договоришься, у тебя получится. У тебя всегда ведь получалось, – сказала Ада, сама пытаясь поверить в эти слова. У Кирилла действительно все и всегда получалось, в их большой семье он был единственным человеком, за которого можно было не переживать. Но почему-то именно сейчас Ада переживала. У нее, как и брата, тоже были дурные предчувствия.

Кирилл покивал головой, делая вид, что увлечен дорогой.

– А помнишь, как ты в десятом классе окно разбил, а к директору вместо своего отца пришел с моим, чтобы тебе дома не влетело? – вспомнила вдруг Ада, когда они подъезжали к ее дому.

– Ага. Я до последнего думал, что он не согласится, а он согласился. Мне всегда казалось, что твой отец подобрее моего.

– А мне – что твой, – и они одновременно и одинаково заулыбались, – вот скандалище потом дома был!..

– Да… А с чего это ты вспомнила? Ностальгируешь по прошлому?

– Просто так. Нет, не ностальгирую. У меня вообще нет ностальгии по прошлому.

– А у меня – есть, – грустно сказал брат, – в прошлом хорошо было…

– Кому как, – возразила Ада. Кирилл припарковался у ее подъезда, но видно было, что прощаться ему совсем не хотелось. Он прибавил радио и откинулся на спинку сиденья, сложив руки на груди и глядя куда-то вниз. Во дворе мальчишки, несмотря на мороз, играли в хоккей старыми, видавшими, наверное, еще их отцов детьми, клюшками. Даже в тусклом свете фонарей было видно, что носы и уши, торчащие из-под их съехавших шапок, были безнадежно отморожены. По дорожке, протоптанной к дому, перебежками перемещались замерзшие люди, и снег монотонно хрустел под их ногами. Ада не любила ни зиму, длящуюся с ноября по март, ни холод, ни снег, ни даже новогодние праздники, которые до сих пор обычно приходилось встречать либо с родителями, либо одной, – я бы ни за что не хотела вернуться в свои, скажем, одиннадцать или двенадцать лет.