Даша Берег - Три времени года в бутылочном стекле

– Хорошо плаваешь, – тяжело дыша, похвалила ее Ада.

– Я же раньше была пловчихой, разве не видишь, какая у меня фигура?

– Какая? – осторожно спросила Ада, мысленно молясь, чтобы та не ответила «спортивная».

– Фигура пловчихи! – довольно загоготала Юля. – Нет, ну раньше-то я поменьше весила. Это все возраст, гормоны… Хотя, хорошего человека должно быть много! Единственное – мужика найти трудно, ну, хорошего мужика…

Ада всегда тушевалась, когда слышала такие недооткровения от малознакомых людей, и не знала, что на них отвечать, но Юле, хвала Богам, ответов не требовалось, и она весело продолжала свою трескотню, рассказывая про неудачные знакомства в интернете, тщетные попытки забеременеть от бывшего бойфренда, водителя газели, и про то, что через две недели она поедет в автобусный тур по Европе.

– Одна? Скучно же… И холодно еще.

– Я ж мир еду посмотреть, какой там скучно! Вдруг другого шанса не будет? А сейчас скидка на тур хорошая, а летом – надо ремонт в квартире сделать обязательно, не до путешествий будет, а потом – мало ли, что потом… Надо ехать, когда хочется!

– И что все заладили, про это потом, будто конец света ждут, – пробубнила Ада.

– Да кто его знает… Нормальные люди всегда переживают, это только, вон, таким селедкам все нипочем, – Юля показала на проходящую мимо них Натали и сама себе засмеялась. Кирилл был прав – несмотря на тяжелый вес, общаться с Юлей было очень легко.

Выйдя из бассейна, они пошли погреться в сауну: Юля – с торжествующей улыбкой Олимпийского чемпиона, Ада – проклиная себя за неспортивность. В сауне их сразу атаковал Олежик, пытаясь поведать странную, непонятную историю про какие-то джинсы.

С Олежиком Кирилл недолгое время работал в одной поликлинике сразу после института. Аде он всегда напоминал большого плюшевого медведя, из тех, что пятнадцатилетние мальчики дарят своим подружкам, пытаясь поразить их широтой размаха, подружки визжат от восторга и делают памятные фото, а потом не знают, куда деть столь большой и нелепый пылесборник. В юности Олежик профессионально играл в хоккей, и, даже подходя к сорокалетию и не просыхая от злоупотребления всякими напитками, сохранил широкую, брутальную фигуру, но в этом большом теле пряталась душа маленького ребенка – застенчивого, неуверенного в себе, тяжело изъясняющегося и пускающего направо и налево осторожные, заискивающие улыбки. Большого и крепкого Олежика хотелось взять на руки и укачать, спрятать от жестокого мира, и кто-то постоянно брал и качал – сначала первая жена, ошибка молодости, потом строгая Анна Васильевна, директор ресторана, которая была старше его лет на пятнадцать, теперь вот молодая и амбициозная Натали.

– Он не успокоится, пока все мороженки не попробует, – устало говорил про него Кирилл, в очередной раз забирая его пьяного с работы.

Зубным техником, со слов брата, Олежик был первоклассным, но из-за частых запоев дальше «Примадента» двигаться не мог.

– К тому же, он туповатый, ему все надо разжевывать, – добавлял Кирилл, – идеальный техник – это когда и руки золотые, и котелок варит. Вот у Олежика – только руки. А я что-то в последнее время предпочитаю работать с теми, кто с котелком…

Иногда Аде было даже страшновато, как бы брат мог охарактеризовать ее саму. У нее последнее время и котелок отказывал, и руки.

– …и я вот их беру, надеваю в примерочной, и что-то не то… И заклепки не там, и карманы… – Юля от него сразу же отмахнулась, и теперь распаренный Олежик медленно и старательно пытался донести свою беду персонально до Ады. Аде нравился Олежик, но, слушая его уже минут десять и изо всех сил стараясь уловить суть его повествования, она чувствовала только, что жар от сауны скоро начнет выходить у нее из ушей, а история с джинсами продолжала оставаться загадкой.

На ее спасенье в парилку зашла Натали, и послушав мужа секунд десять, быстро подытожила его мучения:

– Короче, его сын Сашка купил себе джинсы, и этому теперь такие же надо, да только Сашке семнадцать лет, а тебе – тридцать восемь, старый ты козел! Где Андрюша?

– С Петей… – промямлил стушевавшийся Олежик.

– Вот и иди к Пете, сидит тут, задвигает людям свою ахинею…

После того, как погрустневший Олежик вышел, Натали подсела к Аде с Юлей и спросила:

– Видели татуху его?

Юля прыснула. На мощной груди Олежика, прямо под сердцем, действительно красовалось свежая татуировка – надпись «Натали», выполненная красивыми загогулинами, с птичьим пером под ней. Ада поэтому так терпеливо и ждала окончания истории про джинсы, чтобы спросить, зачем нужно было набивать сие художество и можно ли будет его удалить.

– На день рождения мне подарил, – с невозмутимым лицом продолжала Натаха, – порадовал. Я шубу хотела, а он мне – татушечку. Ждет, наверное, что я ему тоже такой подарочек потом сделаю.

– А ты? – Аде хотелось засмеяться, но видя серьезное лицо Натали, приходилось сдерживаться, чего не делала Юля, которая раскинула руки на верхней полке и в голос хохотала.

– А я сказала, пусть это перо себе в одно место засунет, а мне шуба нужна.

– Ну, Наталка, шубы-то я у тебя что-то так и не наблюдаю, – смеялась Юля, на что та устрашающе ответила:

– Еще восьмое марта впереди…

Отчасти Юля была права, называя Натали селедкой – у той, кроме амбиций и молодости, за душой не было ничего – ни образования, ни работы, она любила шоппиться за Олежиковский счет, фотографироваться в разных позах (Кирилл иногда изображал сценку «Натаха перед камерой», делая губки бантиком и отставляя свои толстые ляжки то вправо, то влево), но она же разыскивала пьяного мужа по всему городу, запирала, чуть ли не с побоями, его дома, когда это было необходимо, и раз в год исправно возила его кодироваться. Скорее всего, они были достойными наказаниями друг для друга.

За столом уже царило типичное для второго часа умиротворение – Борис с сыном лениво поедали мандаринки, Вова-Орех рассказывал одну из миллиона своих историй про то, как они с отсутствующим здесь Арменкой Карапетяном решили покурить травы и чем все это кончилось, Петя с женой доставали из бездонных сумок домашние закуски и пытались по очереди накормить ими то старшую дочку, то младшую, а Олежик бегал за хохочущим Андрюшей, что-то бормоча себе под нос, возможно, нецензурно. В центре всего этого находился Кирилл, отбрасывая искрометные ремарки, смеясь и показывая забавные рожицы детям, и Аде в который раз уже показалось, что куда бы брат не попал, он непременно заставлял весь мир крутиться вокруг него. От этого ей всегда становилось и хорошо, и грустно одновременно, в гордость за брата подмешивалась зависть, а главное, невозможно было понять – прилагает ли действительно Кирилл для этого какие-либо усилия, либо все происходит само собой, нескончаемая ли это работа или одна голая харизма?