Даша Берег - Три времени года в бутылочном стекле

– Это еще почему? – Кирилл вроде бы рассмеялся, но глаза так и не поднял, словно спросил на автомате, а сам думал о другом.

– А что может быть хуже этого возраста? В двенадцать лет ты просто бесправное существо. Уже не ребенок, но еще не взрослый. Даже еще не подросток, вообще не пойми кто. Вот с четырнадцати, где-то, уже интереснее, но все равно… Ностальгии у меня точно нет. Есть воспоминания – и плохие, и хорошие, но не больше того.

Мать иногда обвиняла Аду в том, что та даже не пыталась создать свое прошлое и хорошие воспоминания – ничем не интересовалась, не искала чьей-то дружбы или симпатии.

– Ну что ты будешь потом вспоминать? – возмущалась мать, пока Ада грезила мечтами о будущем.

– А я не собираюсь жить воспоминаниями, – отвечала та, – у меня столько всего впереди!..

Только к двадцатипятилетию, погрузившись в любовь к Денису и забыв на время о своем мифическом будущем, Ада поняла, насколько ценно именно настоящее – то самое, которое станет потом прошлым и воспоминаниями. Оглянувшись назад, она задумалась над словами матери – у нее, действительно, не было первой школьной любви, милой и трогательной, как в кино, не было школьных или студенческих друзей и веселых приключений – были люди, которых она такими могла считать, и которые стекали сквозь нее, как вода через сито. Все это уже нельзя было испытать – время упущено, но это не ввергло ее в грусть, а еще больше привязало к Денису, с которым не нужны были ни друзья, ни дурацкие воспоминания.

– Ты никогда не думала, почему наши родители не захотели вторых детей? – спросил вдруг Кирилл, отвлекшись от своих мыслей и повернувшись к Аде. – Может, хотели дать нам с тобой шанс жить самостоятельно, не опираясь ни на кого и не оглядываясь? Или жить без конкуренции, самим по себе?

(«Но нас же все равно двое».)

– А разве они конкурировали между собой?

– Думаю, да, немного.

– А что значит «жить самостоятельно»?

– Когда у тебя нет запасного варианта…

Ада вспомнила, как лет пять – шесть назад, когда она только сдала на права и обзавелась своей «Тойотой», то, по совету отца, отрабатывала водительские навыки по утрам, часов в семь, когда машин на дорогах было еще мало. «Тойота» была куплена, разумеется, тоже с помощью семьи, и, хотя даже для начала нулевых, вид имела весьма и весьма «ретро», Ада ей ужасно гордилась, и, может, поэтому, накатывая километры по пустым дорогам, автоматически подъехала к родительской двенадцатиэтажке. Было свежее и теплое воскресное майское утро, двор, в котором Ада провела все свое детство, был еще пустым, только на лавочке у третьего подъезда громко о чем-то разглагольствовали два приобнявшихся мужика в подозрительно знакомых тельняшках. Ада загасила мотор, вышла из машины, и долго, с теплотой и даже тоской, подщипывающей сердце, смотрела на отца с дядей. Знакомые с детства фразы и жесты, интонации голоса и мимика плавно перетекали с одного лица на точно такое же, зеркало разговаривало с зеркалом, и Аде показалось, что время здесь оказалось запрятанным в бутылку – она была и взрослой, и маленькой одновременно, а отец с дядей – молодыми, как в ее детстве, и немолодыми, как сейчас, и непонятно было, какой вокруг них год, какая эпоха. От всего этого было почему-то грустно. Она покашляла, чтобы привлечь к себе внимание, и братья Астаховы одновременно подняли на нее глаза. Между ними стояла открытая бутылка портвейна, отец потянул было к ней руку, чтобы спрятать под лавочку, но дядя, как всегда, его опередил.

– Вы тут с вечера сидите? – спросила Ада, подходя к ним и делая вид, что не замечает исчезновения бутылки.

– А ты позавтракать приехала? – с трудом ворочая языком, но добродушно спросил дядя.

– Так поднимайся наверх, тебе мать кофе сварит, – подхватил отец, попытавшись придать себе деловой вид и сфокусировать взгляд.

Одинаковые тельняшки, одинаковые лица, одинаковые мысли, одинаковая жизнь. Или почти одинаковая. Ада видела и не видела различия между ними, и ей захотелось почему-то крепко обнять этих дорогих ее сердцу людей, но в ответ она только покивала и молча зашла в подъезд, хотя знала, что мать еще спит, да и кофе ей совсем не хотелось.

– Я бы, на их месте, завела двоих детей, – сказала Ада Кириллу, – потому что, когда их двое, то и шансов, что хоть у кого-то из них в жизни что-то получится, тоже вдвое больше.

– Ты так говоришь, словно у тебя уже ничего не получилось.

– А разве получилось?..

– Это смотря, чего ты хотела.

– Явно не этого…

Кирилл промолчал. Он понимал, что сестра имеет ввиду, но и сам в последнее время не мог разобраться, чего же он хотел и чего получил.

– Я себя раньше взрослой представляла совсем другой. Думала, что буду умной и хитрой, и все вокруг будут говорить: «Дьявол, а не женщина»… Даже смешно. А сейчас я понимаю, что нельзя вдруг стать ни умной, ни хитрой, только потому, что ты повзрослела. И что я осталась такой, какой и была. Глупой и непутевой.

– Да нет, наверное, можно, – возразил Кирилл, – но нужно с малых лет себе такую цель поставить и учиться этому постоянно. Хитрости ведь тоже можно выучиться, можно вообще всему в этой жизни выучиться, тебе ли не знать!.. Вот только та ли эта цель, ради которой стоит жить?

Вопрос был риторическим, и Ада промолчала.

– Знаешь, я стала такой злой… Меня раздражают дети, ну, то, что они у кого-то есть, раздражают семьи, свадьбы… Вообще, все вокруг.

– Потому, что это есть у него?

Ада улыбнулась и закрыла лицо руками. Порой, брат понимал ее мысли даже лучше, чем она сама.

– Да, наверное. Я еще какое-то время назад думала о ребенке, но потом… У него жена, дети… Как подумаю об этом, так такая ненависть берет, и ничего не хочется… И ловлю себя на мысли, что не хочу ни семьи, ни детей, что мне все это противно и ненавистно…

– Это самозащита. Ты защищаешь себя от разрушительных мыслей, но, тем самым, разрушаешь сама себя. Это – не дело, Адель…

– Может, ты и прав…

– Но, знаешь, о чем я думаю? Этот твой Денис – не такой уж и антигерой, каким ты его последнее время выставляешь.

– А разве я выставляю? – удивленно спросила Ада. Ей казалось, что, наоборот, у нее уже в привычку вошло обеление образа Дениса для окружающих, чтобы те ее не жалели.

– Бывает, – кивнул Кирилл, – ты, наверное, сама не замечаешь. Но он ведь, в общем-то, никогда тебе ничего и не обещал.

– Нууу…

– Баранки гну. Весь этот туман про невозможность сейчас развестись – только отговорки. Он ведь никогда тебе не говорил, что разведется, что будет жить с тобой? Не возражай, не говорил. Получается, он тебя ни в чем не обманывал и предлагал только то, что может предложить, и ты сама согласилась на такие условия.

– Как ловко ты завернул, – холодно сказала Ада. Брат был прав – Денис, действительно, не обещал ей уйти от жены и создать новую семью с Адой, да, он всегда старался как-то это сгладить, туманно изъясняясь об их совместном будущем, но, если разобраться, то будущее это, с его слов, мало отличалось от настоящего, – получается, мне остается только смириться и жить, как жила?