Виктория Полечева - Рассказы из шкафа

Лет через пять, а может больше, когда разговоры неутихающих соседей и мольбы стареющей мамы выведут ее из себя, она поймет, что не достаточно просто делать свою работу. Ей недостаточно просто жить, вечно прячась от солнца и праздных улыбок. Она выучит язык, продаст к чертям дедушкину квартиру, и, не думая ничего наперед, сорвется туда, где ей будет самое место.

Он встретит ее однажды на улице и очень удивится. Пасмурным днем она будет улыбаться и втягивать носом туман. За руку она будет держать черноволосого мальчишку, улыбающегося низкому небу так, словно там есть солнце. Ее тучи будут на прежнем месте – над ее головой. Но ее сердце будет светиться от счастья потому, что за эти тучи ей больше не нужно оправдываться. Ей больше не нужно их прятать.

– Ты где был, паразит?! Ты где опять шлялся?!

– Тамарочка, ты же знаешь…

– Знаю я! Все я знаю! Давай в магазин тащись, ирод! И не попадайся мне на глаза! Все испортил! – Тамара Алексеевна поправила фиолетовую шевелюру, кинула скалку на полку для обуви и плавно покачивая широкими бедрами ушла в зал.

За Соломоном Петровичем прикрылась легкая дверь. Он прижался к ней затылком и счастливо улыбнулся. Удачно подгадал время, выходит. Если вмешаться в горячо любимую женой «Битву экстрасенсов», можно потом целый вечер не беспокоиться. Она будет так злиться, что о его существовании и не вспомнит. Соломон Петрович почесал лысую макушку и поспешил на крышу, с трепетной любовью сжимая что-то под потертой курткой.

– Ну, здравствуй, небушко, – тихо прошептал Соломон Петрович и улыбнулся.

Он быстро достал старый, потрепанный жизнью и Тамарой Алексеевной телескоп, и принялся его устанавливать.

Соломон Петрович с детства мечтал стать космонавтом, но не сложилось. Сначала жена, потом дочки пошли, а теперь вот и внуки. Жили они далеко, но Соломон Петровичу верилось, что младший внук, Тимофейка, так же смотрит по вечерам в подаренный дедом телескоп. А, значит, тянется его род к небу, по-прежнему тянется. Глядишь, кто и станет космонавтом.

Увлекаться Соломон звездами начал с детства, когда впервые увидел, как крошатся они да падают в космос. Пролетают тысячи километров, чтобы сгореть или превратиться в маленький камушек. Чем не чудо?

Тимофейка однажды угодил деду, порадовал. Нашел на своем Озоне настоящий небесный камень да и подарил. Тамара Алексеевна, конечно, его выкинуть хотела, но Соломон Петрович справился, отвоевал. Носил теперь повсюду с собой в старом кисете и прятал от чужих глаз как самую ценную реликвию.

Привычно сжав камешек, покоящийся в кармане куртки и уставившись в телескоп, Соломон почувствовал, что становится ближе к яркому космосу, его пугающей красоте. И вот уже ему не шестьдесят восемь, а все три тысячи лет, и он летит из одной галактики в другую, зазывая за собой стайку астероидов…

– Соломон! – мокрое полотенце прилетело на худую шею неудавшегося астронавта.

– Тамарочка, да что такое? – Соломон Петрович был недоволен, и потому боялся смотреть жене в глаза.

– Холодно уже, давай в квартиру! Что я буду делать, если ты тут околеешь!

Тамара Алексеевна еще раз ловко хлестнула мужа и заявила:

– Космос, космос, унитаз бы лучше починил, паразит! – Тамара вальяжно удалилась, плюнув с крыши. Словно доказала какому-то космосу и нелепым звездам, кто истинный властитель Соломона Петровича.

– Э-э-эх, небо-небушко, – тоскливо пробормотал Соломон, складывая штатив.

– Ну, Тамара Алексеевна! Ну, на полчаса пропустите, пожалуйста!

– Знаю я, ваши полчаса! Сказала нет, значит, нет! Нет документов, не пройдет!

– Да он ведь почти каждый день ко мне ходит! – Валентина из четыреста тридцать третьей обижено поджала губы.

Женишок ее недовольно стрелял глазами. Злился, но знал, что с Тамарой Алексеевной ругаться нельзя: тогда вообще перестанет пускать.

– Чей-то каждый день, а? А не к другой ли он сюда захаживал? Месяц всего назад, как с Настькой из двести сорок восьмой его видела! – Тамара Алексеевна не сдержалась и вылезла в маленькое окошко. Она злорадно улыбалась, видя, как лицо мальчонки пятнами покрывается. Ну, ходит он к одной Вальке, полгода уже таскается. А вдруг, к другим начнет? Сейчас его Тамара Алексеевна и проверит.

Но девчонка ругаться не стала. Вернулась в комнату, натянула куртку, да и пошла гулять.

– Куда ж ты, дождь там! – крикнула им вслед Тамара Алексеевна.

– А куда ж нам идти, Тамара Алексеевна! – огрызнулся парень, а девчонка его локтем в бок ткнула, мол, молчи, нельзя ругаться, никак нельзя.

– Тамара Алексеевна, вот одно хотелось спросить, вы молодой были хоть когда-то? Что с вами было-то в нашем возрасте? – обижено сказала Валька и, громко хлопнув металлической дверью с надписью «не хлопать», вышла под дождь.

– Да я, знаешь что в ваше время! Я в ваше время! В свое время! – кричала вслед парочке Тамара Алексеевна. Она отчего-то ужасно разозлилась. Даже дышать трудно стало и в голову ударило. Давление поднялось из-за паразитов… Доводят несчастную женщину… – Ой, Господи, ой, Господи, – запричитала Тамара, положа руку на объемистую левую грудь. – До инфаркта же доведут, ироды. Доведу-у-у-у-ут. Я-то в их время…Я в их время…

Тамара Алексеевна вдруг замолчала, всматриваясь в монотонно-серое небо за окном. «А что я в их возрасте-то? Что я?». Тамаре Алексеевне стало страшно. Она пыталась вспомнить, какой она была, когда ей было девятнадцать, и не могла. «Что же я делала-то? Что-то ведь делала?»

Наутро над городом повисло яркое солнце. «Неужто, весна пришла? Как никак, а май на дворе» – недовольно подумала Тамара Алексеевна и поплелась домой.

Но злиться на солнце почему-то совсем не хотелось. И кричать на парня в трамвае, не уступившего ей место, не было никакого желания, и продавщице, подсунувшей несвежий творог, Тамара Алексеевна ни с того ни с сего просто улыбнулась. Даже Соломон, с глупой улыбочкой уснувший на диване, совершенно не раздражал.

Тамара Алексеевна пошла на кухню, а уж потом тряхнула щуплого мужа, задремавшего на диване:

– Эй, увалень. Вставай давай, я сырников напекла.

Соломон Петрович потянулся и принялся стоя натягивать спортивные штаны, давно обвисшие на коленях.

– А чей-то мы штаны тебе давно не покупали, Соня? – недовольно спросила Тамара Алексеевна.

А Соломон Петрович от неожиданности сел обратно на диван. Он удивленно смотрел на жену, которая «Соней» его не называла по меньшей мере лет двадцать.

– Так копим мы же, Тамарочка.

– А на что копим? – Тамара Алексеевна тяжело опустилась в кресло.

– Не знаю я, на что копим. И не спрашивал никогда, – Соломон Петрович почесал макушку и пригладил пучки седых волос, оставшихся по бокам.