Виктория Полечева - Рассказы из шкафа

После концерта Света, краснея и вздыхая, подошла к Арише.

– Ты прекрасна, моя милая! Лучшая Марфа на моей памяти!

Алешка смотрел на Арину, раскрыв рот. Ну, не укладывалось у него в голове, откуда у такой худенькой женщины может идти такой мощный звук.

– Ариш, я вот попросить тебя хотела…

– Подойдем к Виталику, он не откажет, – поняла подругу с полуслова артистка.

Света уселась на стул, дрожащими руками взяла виолончель. Прижалась щекой к грифу и долго не могла начать.

– Мам, ну ты чего, забыла все? – подбодрил ее Лешка.

Света заиграла любимую первую сюиту Баха. Раньше все свои репетиции она всегда начинала с нее. Как удивительно все оказалось! Пальцы помнили, как бежать по струнам, смычок легко ей повиновался. У Светланы вновь по щекам потекли слезы. Она перевела взгляд на сына, впервые в жизни заметив, что тот смотрит на нее с восхищением. А Лешка думал о том, что внутри его мамы, оказывается, всю жизнь жила волшебница покрасивее всех этих женщины в шикарных нарядах.

– Знаешь, мам, виолончель, конечно, классная, но мне больше скрипка понравилась, – шепотом проговорил он.

– Да куда ты пойдешь, дура?! – Женя пытался вырвать из рук жены чемодан.

– Я уже сняла квартиру. Продам машину, хватит Лешке на скрипку.

– А футбол?! Ты из пацана бабу делаешь, ты понимаешь это?!

– Нет, это ты из нашего пацана непонятно что делал, понятно? – резко ответила Света. Давно она так не говорила с мужем. Точнее, то не позволяла она себе такого никогда. – Я уволилась из магазина, пока буду дома сидеть, репетировать. Кое-какие у меня сбережения есть, Лешке на учебу откладывала. Но мы с ним еще накопим. И себе инструмент куплю. У нас такой театр оперы… Загляденье. Туда и пойду. Если возьмут. А меня возьмут.

Женя отшатнулся, увидев, что жена скинула поволоку лет, плотно окутавшую ее. Вновь выглядела она молодой, бесстрашной, уверенной в себе.

– Да ты без меня… – завел он. – С сыном хоть дашь видеться?

– Если он захочет. Посмотри на себя, Женя, – скривившись, сказала она. – Посмотри, что с нами жизнь сделала. У тебя тоже цель была, мечты были. Где они теперь, Женя?

– Значит, Мариинка? Первая скрипка? – пожилой мужчина улыбнулся в усы.

– Мариинка, Первая скрипка, – самодовольно кивнула Света.

Они сидели в первом ряду, и ждали выступление не Алешки, а уже Алексея Евгеньевича. Светлана – в блестящем черном платье, рядом с ней – Аришка, младшая дочка, названная в честь подруги. Женя, закованный в тесный пиджак, потрепал дочь по голове, порадовавшись тому, что она очень похожа на мать. Как рад он был, что жизнь предоставила ему второй шанс. Понял он тогда, что не выживет без жены, осознал, как портит жизнь горячо любимого сына. Устроился на работу, напрочь позабыл о пиве, научился даже на гитаре играть, а потом до безумия полюбил тихие домашние концерты. И семья их, которую Света любила обзывать «все, как у всех», вдруг превратилась в семью счастливую и крепкую.

Они познакомятся, когда Оля только закончит университет. Повстречаются год, а потом Оля увидит свой лучший халат на лучшей подруге. Пройдет в комнату, а он улыбнется. Стыдливо, растерянно. Прошепчет что-то типа «Ну, это всего на один раз! Ты чего?». Оля все равно его не будет слушать.

Расстанутся. Пройдет полгода, но Оля будет каждый день смотреть на глупые записи на его странице, на записи его глупых друзей. И будет улыбаться. Оля будет скучать.

Еще через полгода они встретятся в метро, он будет говорить с ней, как со старым другом. А Оля будет полыхать внутри, краснеть снаружи. И глупо смеяться. Он позвонит, она приедет туда, куда он скажет. Наутро она пойдет на работу и будет долго смотреть в окно на опадающие яркие листья. И будет думать, что лучше них ничего в жизни не видела.

А в обед к ней на работу ворвется его невеста. Будет долго кричать и плакать. Оля будет молчать, ей тоже будет хотеться кричать и плакать. Поздно вечером Оля вернется домой, включит дурацкий сериал, но все равно будет смотреть в окно. Хоть и не будет там больше таких ярких и таких красивых листьев.

Еще через два года он пьяным завалится к ней домой. Будет плакать, говорить, что развелся. Оля испечет ему тыквенный пирог, они уснут на рассвете. Через два месяца придет его жена, просить прощения. Он даст прощение, любовь. Даст все, что она от него попросит. Оля останется одна, и больше никогда не будет готовить тыквенный пирог.

Через полгода он действительно разведется. Выложит фото с друзьями, счастливую улыбку. Оля напишет ему сама и вновь приготовит ужин. Все для того, чтобы через пару месяцев найти в своей постели чужое белье, бить его по спине старым зонтом и кричать, что ненавидит. И ненавидеть.

Однажды в обед Оля проснется, посмотрит на бардак в комнате и не станет его прибирать. Оля больше не будет ждать гостей. Никогда.

Весенним вечером она напьется, соберет вещи и переедет. Сначала, на другую квартиру, потом – в другой город. Увидит, что он вновь женился. Теперь у него появятся дети. И действительно, дети вскоре появляются, а Оля стонет на новой кухне, в новом городе. Обрывает в истерике интернет кабель, чтобы никогда больше не видеть его страницу.

Через два дня она видит, что они назвали сына Никиткой. Оля идет в бар, напивается, поет в караоке. Встречает парня по имени Никита, жутко скалится ему и зовет к себе. Никита уходит на рассвете, так и не поняв, почему она рыдает.

У него рождается дочь. С такими же волосами, как у него, со ртом, который мог бы быть Олиным. Оля переезжает еще дальше, пытаясь найти место, где не будет доступа к интернету.

А он приезжает туда. Командировка. Он видит Олю, говорит с ней, как со старым другом, а она плавится, плавится, плавится. На безымянном пальце его правой руки нет кольца. Оля сдерживает крик, улыбается так, что у него сносит крышу. Он зовет ее к себе в номер.

Оля долго готовится, выбирая длинную юбку, рубашку в цветах. Надеется, что он помнит, как она была одета в день их первой встречи. Но он не помнит. Оля все равно рисует губы ярко-красной помадой, укладывает волосы пышными волнами и долго стоит перед зеркалом. Любуется. Она репетирует слова, что скажет ему. Что-то типа: «Забирай, навечно, не могу. Не смогла». Репетирует долго, пока на щеках не разгорается румянец.

И вот она видит его, дурацкая улыбка кривит его лицо. Он спрашивает робко, нерешительно:

– Оля?

Не верил, что придет. Она улыбается ему. Вот-вот готова кинуться на шею, поцеловать. От волнения он поправляет волосы рукой. Правой рукой. Забыл вчера надеть? Снял специально? Раскаленной лентой на безымянном пальце горит обручальное кольцо.

– Что Оля? – так тихо, что невозможно услышать, шепчет Оля. – Что Оля?! – рычит она громче. – Ну, что Оля??? – вопит она, разрывая глотку на части.