Валерий Городецкий - Гаврош, или Поэты не пьют американо

Спасал дешевый кофе Зато теперь про меня нельзя сказать, что «ничего не может измениться».

Когда кофе потребовал свободы, пришлось спуститься на первый этаж.

На двери туалета висела устрашающая бумажка с надписью, которую гугл перевел как «Только писать».

Стемнело. Ночью навалил вдруг дикий холод, В России и Европе таких перепадов не бывает. Слава богу, на креслах были одеяла, замотавшись в них, как в кокон, удалось немного согреться.

Утром мы въехали в нужный городок. Автобус притормозил на старой площади, где вдоль домов стояли продавцы фруктов. Я прошел метров сто до нужного адреса. Я сразу понял, в каком она доме. В том, у которого было открыто окно, а из окна доносилась трель аккордеона.

Поднявшись на второй этаж, я постучал в старую деревянную дверь. Трель умолкла.

Дверь распахнулась, и я увидел ее – с растрепанными волосами, в синей футболке и каких-то шлепанцах.

До сих пор удивляюсь – почему на меня нахлынуло то чувство, будто вернулся домой из долгого путешествия? Ведь я никогда не был дальше от дома, чем в то мгновение.

– Салют. Спасибо, что не бросил. Я подумала, что теряю хватку.

– Хватку? Какую хватку?

– Хватку выйти навстречу неизвестности. Полной неизвестности.

– И что теперь?

– Теперь мне надо выступить. Но здесь ни бельмеса по-русски никто не понимает. В общем, по-английски тоже.

– А при чем здесь я?

– Помогать будешь. Тебе только виза не нужна из наших. Что-то с организаторами перетереть. Я аккордеон купила. На площади, в Буэносе у Диего. Классный, правда? – и смотрит своими глазищами.

Злость угасла, в центре циклона всегда тишина.

– Да, вроде ничего такой. А что надо делать? – спросил я.

– Сейчас нужно по-быстрому выучить несколько песен. С едой поможешь. Ноты распечатать. Иначе я не выиграю. Конкурс вообще смешной – скорее на выносливость. Местная традиция, очень красивая. Мне Диего как рассказал, я сразу поняла – мое. Его кроме местных и не знает почти никто. Съезжаются бандеонисты, это в общем местный аккордеон. В первый день надо показать, что ты вообще умеешь танго играть. Плевое дело, тут все правда на бандеонах играют, аккордеон местный. Второй день – аккомпанируешь парам в танце. Всех выстраивают на площади, по кругу, ну и запускают пары – тех кто хочет танцевать танго. Шпарят все на площади, кто сколько сможет, люди танго под это все вытанцовывают – причем танцует народ всех возрастов, съезжаются из окрестных городков и деревень. Кто дольше всех продержится из бандеонистов, тот и выиграл.

– А если никто не сломается? – спросил я.

– Тогда тот, у кого танцоров больше рядом остается в момент, когда солнце скроется целиком. Нехило, да?

– Вроде как да. Получается, кто больше понравится танцорам, они его как бы выбирают танцем? Где им лучше танцевать?

– Точняк. То, что мне сейчас нужно. У меня как раз месяц был научиться, убиваю двух зайцев. Еще и песен напишу на аккордеоне новых. Я-то уже кое-что умею, – и гордо тряхнула челкой. Хотя у меня и не бандеон, но я попросила Диего позвонить организаторам, и они обещали подумать и скорее всего нас допустят.

– Слушай, а есть такая вероятность, ну хотя бы небольшая, что мы проиграем на первом этапе и уедем домой?

Я был на голову выше, но она посмотрела сверху вниз:

– Даже не думай. Иначе зачем ты здесь?

– Понял.

– Что понял?

– Что я здесь, чтобы помочь тебе выиграть.

– Неверно. Главное – «даже не думай»!

Площадь была небольшой, вымощенной старинным крупным, но ровным как зеркало камнем, отшлифованным тысячами башмаков. Дома невысокие, в основном из какого-то старого, но крупного камня. На каждом доме балкон, увитый то ли плющом, то ли похожим местным растением.

Первый день промелькнул легко и быстро, из тридцати человек осталось двадцать четыре.

Жара. Гаврош выступала лишь семнадцатой. Все утро она наигрывала мелодию, перебирая пальцами клавиши.

Невысокий помост на маленькой площади окруженной старинными трехэтажными особняками служил минисценой, через которую прошли участники. Нужно было продержаться минут десять и показать, что ты в состоянии выдать четкую мелодию, под которую пары смогут выдавать свои па.

Были те, кто не умел почти ничего. Сходу отсеялись пару школьников, заехавших покуражиться, пьяный дядька в кожаной безрукавке с карманами и еще трое человек, не имевшие достойных примет, а потому не удержавшиеся в памяти.

Они приехали под старым, но проверенным девизом «Главное – участие». Получив свои призы в виде аплодисментов и каких-то бумажек, отправились восвояси.

На время обеда мы пошли в соседний квартал. Я ткнул пальцем наугад в меню. Странно было получить порцию вареной сгущенки, вот куда она эмигрировала, ведь со времен пионерлагеря наши пути не пересекались.

Вернувшись на площадь, я увидел, что народу стало гораздо больше.

На маленьких балкончиках, увитых плющом, сидели на табуретах готовые слушатели. На примыкающих улочках тоже стояли люди, много машин и мотоциклов.

Шатер организаторов располагался на улице, примыкающей к площади, там уже находилась группа таких же участников со своими инструментами. Многие пялились на нее, ибо женщин среди участников больше не было.

На небольшом помосте стоял одинокий барабанщик, который по команде ведущего начал выдавать трель – сначала тихую, потом быстрее и сильнее, заводя публику и готовя ее к предстоящему действу.

Участники стояли в ряд со своими инструментами, последним – хрупкая Гаврош. Самая маленькая и худая. Как она держала свой аккордеон, то известно лишь древним индейским богам.

Ведущий махнул какой-то тряпкой, и они пошли вокруг площади.

На помост вышел мужик в широкополой шляпе, что-то объявил на испанском, но я ни черта не понял.

На площади оказался очерчен круг, за который уже не пускали зрителей. Круг был похож на часы. Участников развели по местам, так словно они образовали цифры на большом циферблате.

Ведущий что-то прокричал. Вышли пары танцоров – 48 человек, женщины в атласных платьях, переливающихся под лучами вечернего солнца. Около каждого музыканта остановилось по паре.

Двадцать четыре – две пожилые, седовласые пары, четверо юных, почти школьников и восемь пар, взрослых, загорелых танцоров в сочных и ярких костюмах.

Пока я рассматривал голую спину ближайшей креолки, раздался выстрел, и вдруг все заиграли. Я подобрался к Гаврошу и встал у нее за спиной. Что играют другие я не слыхал.

Гаврош ровненько наигрывала мелодию, ту же, что репетировала дома.

Сколько это продолжалось, я не могу сказать. Пары двигались в ровном ритме, чеканя шаг.

Та, что стояла напротив нас, двигалась, то ближе к центру, то приближаясь к периферии. Я заметил, что у других некоторые пары перемахнули, кто через центр, кто просто в сторону ближайшего инструмента.