Рут Хоган - Мудрость Салли

– Ну ладно, голубки, оставляю вас вдвоем. Наслаждайтесь пирогом.

Гидеон пододвигает ко мне кофе.

– Как поплавала?

Я отламываю кусочек пирога.

– Бодряще.

– Хочешь, пойду в понедельник с вами? – спрашивает он и делает глоток кофе.

В понедельник у папы суд.

– Я бы очень хотела, чтобы ты пошел с нами, но, честно говоря, я сомневаюсь, что это будет хорошо для папы.

Гидеон понравился папе при первой же встрече. «Ну, наконец ты нашла хорошего мужчину!» – сказал он, как только они пожали друг другу руки. Но завтра сложный день, и я не знаю, как папа будет справляться.

Я пытаюсь объяснить свою тревогу.

– Разумеется, папа будет храбриться, но я знаю, что он очень переживает, и чем меньше будет людей, тем лучше.

На самом деле он упрямо держится за гордость альфа-самца, несмотря на препоны возраста и физический упадок. Гидеон – яркое воплощение всего, чего лишился папа: тело и разум в самом расцвете поддерживают его достоинство и самоуважение. Папа не из тех, кто легко воспринимает собственное старение. В понедельник ему придется нелегко – его ждет убедительное напоминание, что битва неизбежно будет проиграна. Гидеон накрывает мою руку своей, мы сплетаем пальцы. В таком положении наши руки всегда напоминают мне клавиши фортепиано. Я почти слышу восхищенное кудахтанье Фло.

– Ну хорошо. Мы с Хайзумом будем ждать вас в пабе после. Я выставлю напитки в ряд.

Я благодарно улыбаюсь и беру последний кусочек морковного пирога.

– Думаю, они нам пригодятся.

То, что я доверяю Гидеону Хайзума, – самое сильное доказательство моих чувств. До сих пор мама, папа и Эдвард были единственными людьми во всем мире, кому я могла доверить драгоценного пса. Хайзум без ума от Гидеона и пытается повалить его на землю каждый раз, когда видит, а Гидеон считает это милым и забавным – других аргументов мне не нужно. Хайзум, как и большинство собак, прекрасно разбирается в людях.

Услышав за прилавком суматоху, мы поворачиваемся и видим, как Китти Мюриэль с Элвисом радостно приветствуют Фло. Китти Мюриэль верна своему обещанию и теперь постоянно ходит в бассейн, но уговорить Элвиса зайти в воду ей пока не удалось. Но он с удовольствием наблюдает за женой из уютного кафе по утрам в воскресенье, если не работает, и заказывает ей после заплыва чай с тостами. Когда Китти Мюриэль замечает нас, она оставляет Элвиса у кассы и спешит к столику. Целует нас по очереди и спрашивает, могут ли они присоединиться.

– Иначе мы бы обиделись!

Гидеон отодвигает ей стул и освобождает на столе место для подноса Элвиса. Китти Мюриэль, как обычно, эффектна – в черном брючном костюме, белой шелковой блузке с большим бантом на шее и черной фетровой шляпе. Сегодня она явно не плавала.

– Сегодня некогда, милочка. Мы идем на прослушивание для новой пьесы, но решили быстренько зайти, подкрепиться чаем и кексами. Честно говоря, я переживаю. Мне очень нравится эта роль, но мы с режиссером не всегда сходимся во мнениях, и я боюсь, что не буду первым выбором.

– Другого выбора быть не может, моя дорогая, – заверяет ее Элвис, подходя к нашему столику с подносом. – Эта роль просто создана для тебя, и никто другой не сможет исполнить ее с таким напором.

Китти Мюриэль берет и целует его руку.

– Благодарю за такие слова, но, боюсь, ты немного предвзят.

Они женаты уже семь месяцев и явно влюблены друг в друга еще сильнее, чем прежде. Прежнюю Машу это могло бы смутить, но теперь я считаю, что это чудесно.

– Элвис, тебя тоже будут прослушивать?

Он качает головой с деланым ужасом.

– Боже упаси! Я просто составлю компанию в качестве талисмана.

Китти Мюриэль тут же начинает петь песню с таким же названием, прославленную другим Элвисом, и Гидеон чуть не выплевывает от смеха кофе. Они всегда так действуют на окружающих. Когда Китти Мюриэль и Элвис заходят в комнату, словно включаются софиты. Это потрясающая пара излучает жизнь, любовь и здоровую щепотку безумия. Они заставляют людей улыбаться, а это истинный дар.

– Мой муж прекрасно поет, – заявляет Китти Мюриэль, – но слишком стесняется, чтобы выступать на публике. Ну а я, наоборот, неисправимая задавака!

Элвис гордо улыбается.

– Ты, дорогая, настоящая звезда.

– Будем надеяться, режиссер с тобой согласится!

Китти Мюриэль смотрит на часы и поспешно допивает чай.

– Нам пора. Опаздывать нельзя.

Элвис собирает все обратно на поднос, чтобы вернуть его Фло.

– Что за постановка? – спрашиваю я.

Но мой вопрос теряется в вихре прощальных объятий и поцелуев.

– Ни пуха!

– Если они отправят меня в тюрьму, я устрою голодовку.

На папе лучший костюм – угольного цвета, потому что он подходит и для свадеб, и для похорон, а это единственные мероприятия, когда ему теперь может понадобиться костюм. И для заседания суда. Мы сидим в темном, как пещера, вестибюле суда магистратов. Архитектор явно хотел, чтобы посетители прочувствовали всю солидность, могущество и великолепие английской судебной системы, воплотив их в интерьере и конструкции здания. Маленькие, очень высокие окна с толстым разноцветным стеклом пропускают крайне мало света. Стены покрыты панелями из красного дерева, а в залы суда ведут роскошные лестницы с широкими мраморными ступенями и балюстрадами. Акустика такая, что самый тихий голос усиливается десятикратно и каждый шаг звонким эхом раздается по коридору. Этот светский собор должен был стать местом, где не существует секретов. Каждая ложь, каждый шепот, каждое движение как на ладони выдается самой структурой здания.

Но, похоже, в наши дни люди не собираются раскаиваться в собственных грехах и не проявляют к священным стенам ни малейшего уважения. Папа явно перестарался с нарядом. Рваные джинсы с низкой посадкой, футболки, кроссовки и кепки, очевидно, теперь считаются нарядом «на выход». Одна девушка попыталась одеться более формально, но эффект от дешевых коричневых юбки и пиджака несколько портит то, что юбка на несколько размеров мала, а золотое колье на ее шее словно кричит: «Сучка».

Свидетель со стороны обвинителя и его родителей сидит в другом конце вестибюля, на скамейке возле автомата с напитками. С ними еще какая-то женщина, я подозреваю – солиситор от Службы уголовного преследования. Лет тридцати пяти, в темно-синем костюме и с жемчужными сережками. Темные блестящие волосы уложены в безупречный, серьезный хвост. Она бросила на нас несколько любопытных взглядов и теперь оживленно беседует с клиентом и его крикливым папашей. Что-то в этом парне меня тревожит. Неприятные ассоциации, но какие именно, я понять не могу, потому что не вижу лица, почти полностью скрытого под капюшоном.