Рут Хоган - Мудрость Салли

Мы проходим под деревьями, выходим на дорогу и пересекаем улицу.

– Мне туда, – говорит он, показывая в противоположную от моего дома сторону.

Он улыбается. Застенчивая улыбка молодого оптимизма и облегчения. Я улыбаюсь в ответ. С благодарностью. Хочется обнять его, хоть на мгновение, – подарить ему любовь, потому что он подарил мне надежду. Но я не могу. Вместо этого я на мгновение опускаю руку ему на плечо, и он позволяет – кажется, без смущения. Я наблюдаю, как он уходит на своих длинных ногах, спрятав руки в карманы толстовки, с висящими на отсутствующих бедрах джинсами.

Прежде чем окончательно исчезнуть из вида, он оборачивается и кричит:

– Счастливого Рождества!

Молитва о доброй смерти

Боже, Который, приговорив нас к смерти, сокрыл от нас день и час ее, дай, чтобы я мог провести свято и праведно все дни моей жизни и заслужил уйти из этого мира с чистой совестью, в мире и в любви Твоей. Ради Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.

Когда Элис очнулась, она лежала на полу в ванной. Ее рвало так сильно, что она ударилась головой о бачок унитаза и потеряла сознание. Теперь она дрожала от холода, с шишкой на голове и рвотой в парике. Первым делом она подумала о Мэтти. Слава богу, его здесь нет, и он не видит ее в таком состоянии. Он еще в школе. Она встала на четвереньки и неуверенно нащупала край ванны. Наконец ей удалось встать. В зеркале появилось серое изможденное лицо с блестящей от болезненного пота кожей. Но выдавали ее глаза. Озера, полные отчаяния и тьмы, куда более ужасной, чем ее рак и все его спутники.

Она сполоснула лицо холодной водой из раковины и смыла рвоту с неровных кончиков пластмассовых волос. Причиной всему стало лицо другой женщины. Ее шокировало, насколько они похожи. Возможно, та женщина была немного моложе, но цвет лица и черты были настолько близки, что они могли сойти за сестер. Всемогущему «Гуглу» понадобилось несколько секунд, чтобы ее отыскать, – имя, адрес и профессию. Было несколько статей в местных новостях и одна в национальных. Разумеется, Элис знала, что ищет: дату, время, место. Эта женщина все еще жила в соседнем городке, но он был достаточно большим и находился достаточно далеко, чтобы безопасно их разделять. Но, помимо фактов и эмоций, там была фотография. Лицо на экране принадлежало реальной женщине, и оно за долю секунды разрушило остатки лжи, которую Элис выстраивала и защищала столько лет, постепенно в нее поверив. Это было лицо ее судьи, и присяжного, и в конце концов, неизбежно, – ее палача.

Элис очень хотела принять душ, пока не вернется Мэтти, но чувствовала себя слишком неуверенно, чтобы рисковать. Вместо этого она переоделась и немного накрасилась – слишком слабая попытка спрятать женщину, которой она стала. Спустившись вниз, Элис закрыла файл, который создала в ноутбуке. Теперь, когда у нее появилась информация, нужно было определиться с дальнейшими действиями – понять, можно ли как-то избежать осквернения счастливого мира, построенного ею для себя и, что гораздо важнее, для Мэтти. Когда он был совсем маленьким, она держалась в стороне от местной жизни – как и их дом, в конце улицы, на самом краю поселка, в отдалении от остальных. Элис появлялась в обществе лишь по необходимости и сразу исчезала. Ей удавалось зарабатывать на жизнь, работая из дома, занимаясь продажами и исследованиями рынка. Но когда Мэтти пошел в школу, они неизбежно сблизились с остальными. Мэтти нашел друзей, а Элис познакомилась с их родителями. Они помогали организовывать местные праздники, а Мэтти вступил в отряд скаутов, а теперь – в футбольную команду. Несколько лет назад Элис даже вступила в местное женское общество и завела неблизких друзей.

Но теперь, оглядываясь назад, она поняла, что лишь ходила по кромке общественной жизни, чтобы создать видимость. Она даже никому не сказала о своем раке, предпочитая ездить на сеансы химиотерапии на такси или водить самой. Возможно, ее всегда сдерживал некий инстинкт самосохранения, и теперь она поняла причину. Триггером стал диагноз. Ее истинное прошлое было книгой, которую она оставила закрытой на верхней полке много лет назад, – и уже позабыла, что написано на ее страницах. Вместо этого она создала собственную реальность, сформировав и подстроив ее под свои нужды. Но шок из-за диагноза и реальной вероятности собственной смерти сбросил книгу с полки, и ей пришлось столкнуться с правдой.

Элис выключила компьютер и пошла на кухню. Она просмотрела коробки готовой еды в морозилке и решила, что приготовит нормальный ужин. Мэтти заслуживал куда большего, чем спрессованный прямоугольник жижи, претендующий называться лазаньей. Ее лечение закончилось, но изнурительная усталость еще не прошла. Прогноз по-прежнему был очень туманным. Ей нужно заключить мир, и не только с Богом. Но самое главное – убедиться, что о Мэтти позаботятся при любом исходе, хотя она пока не совсем понимала, чем тут поможет правда. Возможно, он никогда не простит и не поймет ее, но, если он будет в безопасности и любим, риск того стоит, и она должна рассказать все сама.

А что другой маленький мальчик?

Элис замерла над раковиной и глубоко вздохнула, почувствовав очередной приступ тошноты. Когда она думала о нем, сердце разбивалось. Нужно наконец его нормально захоронить. Отец Питер дал ей совет, которого она ждала. Она наконец собралась с духом и полностью исповедовалась. Ничего не утаила ни от него, ни от Бога. Но, разумеется, Бог уже знал. Отец Питер был в таком шоке, что забыл наложить епитимью, но Элис знала: любых молитв будет мало. Требуется гораздо большее. Если она умрет, то предстанет пред Божьим судом; если выживет – перед людским. Для Элис счастливого конца не существует, но она может попытаться найти его для Мэтти.

Сегодня температура воды в бассейне 12,7 градуса, и стоит прекрасное весеннее утро. Солнце ярко светит, обещая по-настоящему теплый день, и цветочные клумбы у кафе сияют золотыми нарциссами. Теперь воду бороздит не только олимпиец. Я регулярно проплываю по пятьдесят бассейнов и чувствую себя в воде свободной и непобедимой. Вода стала моим другом. Как и олимпиец. Теперь Гидеон – мой официальный, самый настоящий, общепризнанный бойфренд, вот уже полгода. Глупое слово – мы ведь уже давно не подростки, – но меня оно забавляет. Эдвард по-прежнему называет его моим любовником из бассейна, Китти Мюриэль, разумеется, моим возлюбленным, а Епифания называет его «Дэниел Крэйг». Но для меня он навсегда останется олимпийцем.

Он ждет меня в кафе, а Фло снова оставила прилавок и болтает с ним за столиком, где стоит два кофе и два куска морковного пирога. Когда я подхожу, она подмигивает мне и широко улыбается.