Рут Хоган - Мудрость Салли

Отнюдь не сломленная и не одинокая, она была очень деятельным и всеми любимым членом общества, обогащая его своим энтузиазмом, любовью и ругательствами. Еще она всегда обливала водой Свидетелей Иеговы, которые стучались к ней в дверь, рвала в чужих садах цветы и прокалывала шины всем желтым машинам, припаркованным на ее улице. Но никто не обижался (может, кроме Свидетелей Иеговы), потому что в целом Феба отдавала больше, чем брала. Она просила лишь воспринимать ее такой, какая она есть, в эксцентричной одежде и красных туфлях, танцующую под собственную мелодию. Леди Т. говорит, что «элегантность заключается скорее в сердце и душе, чем во внешности, но нашими поступками и словами мы доказываем ее присутствие в нас». В Фебе элегантность присутствовала точно. И очень глубокая.

Феба оставила детальные распоряжения касательно похорон за несколько лет до смерти. У нее не было семьи, чтобы позаботиться о ее пожеланиях, и она хотела убедиться сама, что ради ее последнего выступления будет не жалко умереть. Мы спели эмоциональный гимн «Как ты велик!», бурно исполнили «Хлеб Рая» и закончили песней «Non, Je Ne Regrette Rien» на удивительно неплохом французском.

Феба возобновила дружбу с несколькими коллегами из мира оперы, и один из них, бывший тенор, а теперь музыкальный руководитель, произнес теплую речь о выдающихся выступлениях Фебы на сцене и не только. Похоже, помимо прекрасного голоса, у нее был большой талант к подражанию, и она постоянно использовала его для проказ.

На похоронах Фебы я узнала о ее жизни больше, чем за всю нашу дружбу, но дополнительные подробности лишь подтвердили и украсили то, что я уже знала: она была уникальным человеком и прожила жизнь со вкусом, отвагой и невероятной щедростью к окружающим. Мне очень повезло с ней подружиться.

Все встали, чтобы попрощаться с Фебой в последний раз, когда гроб исчез за расшитыми золотом пурпурными занавесками, и я с абсолютной уверенностью поняла, что сейчас зазвучит песня, под которую мы с Фебой танцевали на кладбище. Когда смолкли последние ноты «Жизни в розовом цвете», все сели и начали собирать сумки, перчатки и очки. Но, хотя Феба исчезла за последней занавеской, финальный аккорд еще не прозвучал. Печальное шелестящее молчание внезапно взорвали звуки песни, под которую невозможно устоять на месте. Вскоре радостный хор «Танцующей Королевы» АББА наполнил жизнью все темные углы. Скорбящие покинули церковь с улыбкой.

Прекрасный священник сообщил нам о еще одном желании Фебы – «после представления» все посетители похорон должны отправиться в соседний отель и отпраздновать ее жизнь и память выпивкой и закусками. Все отправились пить розовое шампанское и есть маленькие сэндвичи без корочек – с огурцом, лососем, яйцом и салатом, креветками и сыром. Когда я собралась уходить, одна из официанток вручила мне большой бумажный пакет с корочками от сэндвичей.

– Меня попросили передать вам это для ворон.

На пакет приделана коричневая бирка, и на ней написано карандашом: ubi aves ibi angeli .

Где птицы, там ангелы.

Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою, благословенна Ты между женами и благословен плод чрева Твоего Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.

Элис чувствовала себя ядовитой, доверху наполненной ядом. Она чувствовала его вкус, запах, даже чувствовала, как он струится под кожей. Она была на исповеди, но не очистилась. Даже наоборот, почувствовала себя еще более грязной, если такое вообще возможно. Но, значит, это была не исповедь . Лишь разогрев, прелюдия перед основным действием, для которого понадобятся все ее силы и мужество. Но она еще не готова.

Отделение химиотерапии было украшено к Рождеству, но выглядело это притворно и неубедительно, словно могильщик в наряде клоуна. Мэтти пошел принести воды. Когда она наконец рассказала ему про рак, он уговорил ее взять его с собой. Чтобы быть рядом. Операцию она смогла выдать за плановую и незначительную – не о чем беспокоиться. Она провела в больнице всего один день. Но когда началась химиотерапия, скрывать больше не получилось. Элис поерзала на месте. В парике было жарко и неудобно. Она терпеть не могла свою «шапку из волос» и носила ее только ради Мэтти. Наблюдая, как ярко-красный яд капает в измученную почерневшую вену, Элис боролась с желанием вырвать иглу. Когда уже будет достаточно? Сколько нужно, чтобы убить женщину, и без того отравленную настолько, что она вновь и вновь порождала смерть?

– Держи, мам.

Мэтти вернулся с водой и сел на жесткий стул рядом с ее огромным мягким креслом. Он принес с собой айпод, но наушники просто свисали из кармана.

– Ты всегда был таким хорошим мальчиком. Поэтому у тебя столько скаутских значков, – пошутила она.

– Да, особенно когда воровал яблоки у старого Дженкинса или бросал ежевику на твое свежевыстиранное белье.

Мэтти рассмеялся, но воспоминание пробудило в мозгу Элис тревожную связь.

– Ты всегда винил своего воображаемого друга, – осторожно сказала она.

Мэтти рассмеялся и изобразил деланный испуг. « Помогите! Помогите! Помогите! – закричал он, – пока охотник не пристрелил меня!»

Он пропел эти слова шепотом, но драматично взмахивал руками на каждое «Помогите!».

Элис утихомирила его, пытаясь улыбнуться. Мэтти вытянул длинные ноги и снял шапку.

– Я всегда думал, что сарай в глубине нашего сада – тот лесной домик из песенки. Мой друг был маленьким мальчиком, который жил там с кроликом и с маленьким старичком. Он казался мне вполне настоящим.

Элис сжала его запястье, ее лицо посерело.

– Кажется, меня сейчас стошнит.

Сегодня канун Рождества, и земляничное дерево в укромном уголке в верхней части кладбища покрыто красными ягодами, напоминающими гроздья маленьких заледенелых стеклянных бусин. Хайзум дома, с Эдвардом, Маркусом и Лордом Байроном, – помогает готовить пирожки. Рождественский обед провожу я, но готовят Эдвард с Маркусом. Мама с папой, Хелен, Альберт и Джулия тоже завтра придут.

И Гидеон.

Я пришла на кладбище повидать другую семью, и особенно Фебу. Снега нет, но сегодня сильный мороз, и старая часть кладбища напоминает декорации к «Рождественской песни» Диккенса. Последние несколько лет я вешаю на земляничное дерево маленькие украшения, для моего любимого мальчика и остальных. Хрупкие стеклянные олени и снежинки прекрасно смотрятся среди красных ягод. Надеюсь, они не привлекут дроздов.

В новой части кладбища, где надгробия расположены длинными ровными рядами, лежат десятки рождественских венков и мерцают в стеклянных подсвечниках свечи. Тут у мертвых еще остались друзья и семьи, которые их помнят, скучают и приносят цветы. Но здесь не так красиво, и на своих экскурсиях я не стану задерживаться тут надолго. (Я выполнила две нормы по сбору мусора, и мои познания кладбища и его истории теперь весьма обширны, так что после нового года я снова поговорю с Брендой и на этот раз не приму ответа «нет»).