Сами Михаэль - Виктория

— Никто не выйдет и тебе не откроет! — отрезал отец. — На евреев такое несчастье свалилось, а ты себе развлекаешься и на других беду навлекаешь! — сказал он и что-то еще с горечью буркнул в ответ на уговоры Михали уступить.

— Рафаэль, иди к нам, я тебе открою! — позвал его Кривой Кадури с крыши своего дома.

Вздох облегчения прошелестел по крышам.

— Молодец, дай тебе Бог здоровья! — крикнул кто-то этому бедолаге, который осмелился противоречить самому богачу Азури, да еще тогда, когда вдали слышатся выстрелы и крики мужчин.

— Нет, спасибо, — ответил Рафаэль продавцу лепешек. — У меня свой дом есть.

Азури закурил, разрываясь между гневом на обидный вызов, прозвучавший в этом приглашении, и облегчением, оттого что Рафаэль его не принял. Кто-то с крыши своего дома спустил на веревке фонарь, и он вдруг ярким прожектором осветил колдовскую мглу, в которой тонул Рафаэль. И вдоль парапетов крыш вырисовались на фоне звездного неба головы людей. Мирьям вспрыгнула на лежанку Виктории и разрыдалась.

— Его убьют! — кричала она.

— Нечестивцам жизнь свою продаем! — сказала Михаль.

Азури же лежал на спине, уставив глаза в далекое небо, зубы сжаты, и он готов спорить хоть с самим Господом Богом.

— Он исчез, — прошептала Азиза.

Через некоторое время крыша задребезжала и лежащие на ней люди почувствовали шаги Рафаэля. Прямиком подойдя к лежанке Азури, он сказал:

— Я здесь.

Азури присел, потом встал — не дать Рафаэлю над собой возвышаться.

— И кто же тебе открыл?

Виктории захотелось пареньку Эзре кончики пальцев поцеловать.

То ли от полного изнеможения, то ли из желания показать, что вверяет ему свою судьбу, Рафаэль опустился на дядин матрац. Закурил сигарету, и при вспышке спички лицо его показалось мрачным. Азури скрестил руки на груди, ожидая мольбы от нарушителя. Наджия отодвинулась как можно дальше и стала хлопать по одеялу и дышать тяжело, как при родах, — в знак протеста, что нарушена святость ее ложа. Обитатели Двора скакали по верхней крыше, понимая, что Азури с Рафаэлем разыгрывают эту сцену, чтобы выразить почтение друг к другу.

— Погодите! — крикнула Михаль со средней крыши. — Спуститесь ко мне вы, оба, или пусть кто-нибудь перенесет меня наверх.

Рафаэль, не говоря ни слова, отшвырнул окурок сигареты, и он дугой перелетел в пропасть переулка. Через несколько минут он снова был на верхней крыше, а бабушка Михаль, как горб на его спине, и колени ее без всякого стеснения впились ему в бока — старухе все можно, и Эзра движется следом, поддерживая ладонями ее высохший зад.

— Встань! — приказал Азури беременной жене, что притворялась спящей, и той пришлось уступить свое место на матраце свекрови, с которой она больше трех лет не перекинулась ни единым словом.

— Зажги мне сигаретку, — приказала мать семейства Рафаэлю и после того, как вдохнула и выпустила из себя первую затяжку, сказала: — А теперь продолжайте.

— Я увожу семью в Басру, — сказал Рафаэль.

Михаль сделала три затяжки и выпустила дым к звездам.

— Долгие недели езды в повозке, и это в мирное время.

— Верно, — сказал Рафаэль.

— Чокнутый, псих! — вскипел Азури.

— Тихо, Азури. И как же ты туда поедешь? Басру захватили англичане, и пока, мы слышали, турки возле Амары надавали им по зубам. Рассказывают про вереницы пленных, золотоволосых и чернявых индусов. Всех их гнали по улицам Багдада. Как ты пройдешь между воюющими армиями с грудной малышкой, женщинами и военнообязанными мужчинами?

— Некоторые попробовали и спокойно прошли.

Азури ухмыльнулся:

— Найди дурака, который согласится везти вас в повозке под пушками.

— Шауль согласен. Лоточник много крутился по деревням, ему все дороги знакомы.

— Дряхлый мул, вот и все, что есть у этого Шауля, — продолжал подсмеиваться Азури. — Как отъедете от Багдада, так и взвалите его себе на спину.

— Потому я и опоздал. Купил сегодня вечером.

Азури, пытаясь скрыть изумление, закричал в голос:

— А с отцом твоим что?

Рафаэль был с дядей вежлив.

— Папа натерпелся вне дома. Он останется в яме.

— И как же Шауль бросит семью и смотается в Басру? Он ведь застрянет там на годы. Пока война не кончится. А он не из тех, кто детей бросает.

— Как раз наоборот. Он в восторг пришел. Он и так рискует жизнью изо дня в день. Самолично помог мне выбрать лошадей. Только в одном заупрямился. А кстати, совсем забыл. Дагур, Наджия, послушайте. Мы купили лошадей в одной конюшне, возле дома вашей матери. Вам нужно завтра пойти туда, сидеть шиву. Пришло известие о вашем брате.

Наджия рванула на голове волосы, порвала ворот на платье и стала бить по своим налившимся от беременности грудям:

— Моше, мое солнышко, бедный мой Моше!

И, что необычно, вызвала сочувствие обитателей Двора. Азури вытер глаза рукавом своего кафтана и, чтобы скрыть свои чувства, спросил Рафаэля:

— Что за условия у Шауля?

— Как сказала бабушка, он надолго застрянет в Басре, и ему надо, чтобы, пока его нет, кто-то поддержал его детей.

— Мы евреи, — заявила Михаль. — Мы от них не отвернемся.

Рафаэль грустно улыбнулся. Старики обещают, да выполнить не в силах, особенно когда вокруг война.

Наджию разозлило, что люди так быстро смирились с гибелью ее брата. Она расцарапала ногтями лицо, и ее траурные вопли, отдаваясь в стенах, понеслись по всему переулку. Причитания скорби передавались с крыши на крышу.

Азури вытащил Рафаэля на лестницу.

— Сам-то понимаешь, что тянешь и себя, и всю семью на верную смерть? — В глазах Виктории никогда еще Азури с Рафаэлем не были столь близки друг к другу.

— Если я останусь здесь, меня зацапают турки, — сказал Рафаэль.

На следующее утро семья Рафаэля связала тюки и принялась ждать. Мужья сестер выползли из ямы, после длительного неподвижного сидения они еле держались на ногах. Было ясно, что невозможно протиснуть в узкий переулок повозку, запряженную двумя лошадьми, а потому Рафаэль и члены его семьи с поклажей на плечах двинулись длинной вереницей пешком; они были переодеты в платье турецких крестьян.

Рафаэль коротко, взглядом, попрощался с Викторией, а Мирьям с Эзрой пошли их проводить до конца переулка. А потом на Двор опустилось великое одиночество, будто все обитатели его покинули. Причитания Наджии бились о старые стены, пока Азури не приказал Дагуру:

— Бери свою сестру, и идите сидеть шиву у вашей матери. Я пришлю с базара все, что вам понадобится.

— Тойя останется здесь. Где она?

Его пугало слишком тесное общение с сестрой Наджией, да еще в течение целой недели! Тревожило и быстро наступающее возмужание Эзры.

Керосиновая лампа бросала красноватый отсвет, и защищенное пространство аксадры все было засыпано нанесенными бурей крупицами песка; они были везде — на полу, на циновках, на лицах людей. Песок хрустел под зубами, белил обнаженные головы. Из-за пыли, покрывшей его лицо, скукожившийся в углу Элиягу походил на злобного призрака. Буря, будто раненый зверь, выла в стенах переулка, мотала лохмотья белья на веревках, доносила далекие крики женщин и запахи пустыни. Йегуда, стряхивая пыль с бороды, упорно читал Псалмы. Жестяную перегородку с верхней крыши сорвало, и она с жутким скрежетом носилась по воздуху. Азиза при каждом порыве ветра вскакивала на ноги и ударяла себя в тяжелые груди.