Александр Проханов - Экстремист. Роман-фантасмагория (Пятая Империя)

Так взламывают священные саркофаги, похищая сокровенную мумию, ждущую своего воскрешения. Так стирают с лица земли капище богов, чтобы народу, который им поклонялся, был отрезан путь в вечность.

Сарафанов, обессиленный, отошел и упал в кресло. Эта потеря была ожидаема. Продлевала череду сокрушительных трат, которыми был наполнен день. Была соизмерима со смертью матери.

Он понимал, что случилась вселенская катастрофа, но не мог найти для нее образ. Погибли творения гениев, которые не увидит мир, как не увидит мир рукописи Александрийской библиотеки или тайны Атлантиды. Проекты марсианских поселений и подводных городов. Конструкции звездолетов и океанских «наутилусов». Новые виды топлива и фантастические источники энергии. Тайны генной инженерии и раскрытые загадки мозга. Магические технологии, предсказывающие будущее и управляющие мировой историей. Погибли идеи и смыслы, которые ждали своего воплощения в будущем «Пятой Империи», а вместе с ними погибла сама «Империя», божественная утопия, вселенское откровение, которым не суждено было стать явью.

Ему послышался шорох. Показалось, что в приемной сквозь приоткрытую дверь кабинета мелькнула тень. Вспомнил, что в ящике стола лежит пистолет. Достал, глядя на вороненый ствол, серебряную пластину с дарственной надписью генерала Буталина. Снял предохранитель. Крадучись, подобрался к дверям, ожидая увидеть грабителя и всадить в него пулю. Было пусто. Тень померещилась. Он спрятал пистолет в карман и вернулся в кабинет.

То, что произошло, не было просто кражей. Не было диверсией. Не являло собой акта вандализма или действия шпиона. Вор, укравший содержимое сейфа, был тем, кто крадет царства, сглатывает народы. А также гасит звезды, рассыпает галактики, превращает в непроглядный мрак сверкающие участки Вселенной. Этот вор проскользнул в его кабинет, испепелил содержимое сейфа, оставил после себя запах ада.

Внезапно сверкнула надежда. Оставался волшебный бриллиант, взращиваемый чудодейственной силой. Магический кристалл, обладающий таинством возрождения.

Сарафанов вскочил, скользнул в потаенный коридор, ведущий из кабинета в тайную лабораторию. Достиг изящных деревянных дверей, за которыми таилась бронированная плита с электронным замком. Замок, с набором цифр, обычно мигающий алой ягодкой, был темен, стальная дверь приоткрыта. Сарафанов вошел в лабораторию, уже понимая, что ступает не в благоухающую часовню, а в зловонный склеп.

Воздух, обычно таинственный, наполненный сиянием, нежными переливами, светящимися волнами, был глухой и мертвый. Стеклянный купол, накрывавший алмаз, был разбит, осколки валялись на полу. Чаши излучателей, зеркала приборов, источники волшебных волн были разгромлены и разбросаны. Струящиеся провода и волноводы уродливо, как оборванные лианы, валялись вокруг. Сарафанов прислонился к стене, под тусклым светильником в потолке.

Это была абсолютная смерть. Волшебная молельня, откуда начинался путь в бесконечное светоносное будущее, теперь была склепом, где покойником было само умертвленное время, мертвецом оказывалось испепеленное будущее. Без сил, без желания жить, олицетворяя мертвое время, Сарафанов был замурован в этот склеп…

Он услышал шаги снаружи. Под чьими-то подошвами хрустели кристаллики стекла. Поднял голову — в дверях стоял Агаев. Он был строен и худ. Все так же красив лицом, с породистым тонким носом, узкими висками и золотистым отливом волос. Прекрасный костюм великолепно сидел на его изящном теле, белоснежная рубашка без галстука открывала стройную шею. Увидев Сарафанова, он замер. По лицу его пробежала нервная тревога, подобие испуга, который сменился неуверенной улыбкой.

— Вы, Алексей Сергеевич? Не заметил, как вы пришли…

— Что случилось, Михаил Ильич? Кто здесь был? Кто учинил погром?

Агаев молча всматривался в его потрясенное, измученное лицо, на котором было оттиснуто поражение. В этом лице отсутствовала непреклонность, недавняя страсть, победоносная уверенность. Это было лицо старика, в котором померкли последние искорки жизни, и все покрыл бесцветный пепел. Бриллиант, который был унесен, лишил Сарафанова магической силы, отключил от витальных энергий, лишил воли к жизни.

Агаев, обычно сдержанный, предупредительно вежливый, угадывающий эмоции и мысли начальника, вдруг широко и радостно улыбнулся. Его умные, слегка потупленные глаза открылись широко и яростно.

— Все это сделал я, Алексей Сергеевич! Я — ваш верный слуга и помощник!

— Зачем? — пролепетал Сарафанов. — Что вами двигало?

— Праведное чувство, Алексей Сергеевич. Я должен был вас остановить. Должен был вас уничтожить.

Сарафанов стоял у стены, словно был прикован. Не мог шевельнуться. Уши были наполнены глухими гулами и рокотами, звуками морских пучин, шелестом жарких песков. Будто шли стада запыленных верблюдов, ревели медные трубы, раздавались вопли забытых племен.

— Внешность обманчива, Алексей Сергеевич. Вы приблизили меня к себе, допустили в «святая святых». Доверили бухгалтерские тайны и банковские операции, коммерческие схемы и политические отношения. Я узнал все ваши счета и дочерние фирмы, весь крут ваших друзей и сподвижников, все ваши контакты и связи. Вы долго ко мне присматривались, испытывали меня на детекторе вашей интуиции, вашей расовой прозорливости, пока не стали доверять безоглядно. Вы завербовали меня в свой «Имперский Орден», наградили высшим доверием. Открыли мне суть плана «Дестабилизация» и проекта «Вихрь». Но внешность обманчива, Алексей Сергеевич. Вы думали, что я — отпрыск аристократического русского рода. Но ведь я — еврей… Мы с вами стоим друг друга, Алексей Сергеевич. Вы притворялись другом евреев, а я притворялся русским. Теперь мы поменялись местами, и на ваше «здравствуйте» я говорю вам «шолом»…

Агаев широко улыбнулся, чуть поклонился, прижимая руку к сердцу, словно приглашал Сарафанова в дом, где ему уготован приют, угощение, душевное обхождение.

— Какое наслаждение, Алексей Сергеевич, видеть вас поверженным, без вашей обычной гордыни, пророческого пафоса, повелевающей речи. Вы уже не считаете себя русским магом, имперским идеологом, старцем Филофеем? Ваш русский мистицизм — есть возрождение самого мрачного людоедского духа, который еще недавно обошелся человечеству миллионами жизней, океанами крови и слез. Вам повсюду грезятся «либеральные козни» и «демократические заговоры». Американские и еврейские заговорщики пытаются отнять у вас ваши суглинки и сорняки, ваши тягучие песни и вонючие подъезды, ваши пушкинские ямбы и непроезжие дороги, толстовские мудрствования и тупые законы. Нет никакого проекта «Ханаан-2». Есть стремление человечества уместиться на этой крохотной земле, сложить сообща свои знания, свой добытый порознь опыт, свои культуры, свои открытия, чтобы уцелеть. Питьевая вода принадлежит всем, а не только тем, кто живет на ее берегу. Нефть и газ, сотворенные Богом в недрах земли, должны обогреть всех детей земли, осветить жилища всех, кто волею Господа появился на свет. Научные открытия — не еврейские и не русские, а открытия всего человечества. Картины, стихи и симфонии — не русские, итальянские или еврейские, а, конечно же, всего человечества. Евреи, которых вы так ненавидите, взяли на себя эту священную миссию объединить человечество, преодолеть «грех вавилонский», искупить разобщение. Вы же, со своей нелепой «русской идеей», с маниакальной верой в «русское инобытие», продлеваете «грех вавилонский», рассекаете единую в Боге плоть человеческую. Я остановил вас. Остановил рождение «Пятой Империи». Я совершил еврейский и общечеловеческий подвиг. Как Самсон, сдвинул столпы вашего имперского дома, и он обрушился на вас. Жизнь еврейского народа — это еврейский и общечеловеческий подвиг. Бог учил нас этому подвигу на протяжении всей нашей горькой истории, от трагедии к трагедии, от исхода к исходу, от Храма к Храму. Ваш бриллиант можно украсть, а нашего Бога — нет. Мы несем его в себе, как невыразимый завет, как недостижимое будущее, как невоплотимое совершенство. Вы можете нас сжигать в крематориях, но еврейский Бог излетает из газовых камер все тем же нетленным Богом. Я украл ваш бриллиант, уничтожил дискеты с магическими технологиями, разгромил носителей «Пятой Империи». И вас больше нет, навсегда. А мы существуем вовеки…