Леонид Милош - Братья по крови

Завязни Быстров в Бориной истории — с сегодняшней гласностью и должность не поможет. Подумаешь, начальник милицейского главка крупного города! Сейчас министры и генеральные прокуроры не только с работы слетают, в тюрьму запросто садятся. Взять тот же путч девяносто первого года, или, как его там, — Государственный комитет по чрезвычайному положению?! Так весь этот Госкомитет потом в полном составе в Лефортово поехал, на передышку. А могла запросто и другая, победившая сторона туда поехать, если бы слабину дала. Сейчас время непонятное, ни один должностной стул, даже самый высокий, никаких гарантий благополучия своему владельцу не даст. Сегодня ты на царском троне восседаешь, а завтра в Лефортово на нарах кукуешь. Так что голова Быстрова может очень быстро слететь. Да и нового начальника РУОПа в их милицейской среде сильно побаиваются. Мужик не только крутой, но и с мощными московскими связями. О него уже многие зубы сломали, в том числе и двое местных генералов, оба зама Быстрова, — они по милости Марголина так на пенсию вылетели, словно пробка из шампанского.　

Вообще-то сейчас Владимир Петрович жалел, что связался с этим самым президентом стройкорпорации. Кто же его с ним тогда познакомил? Кажется, Поруков? Они там в прокуратуре тоже все давно прогнили. Хотя Поруков тихий и мирный пьяница, а тоже туда же. Всех тянет к денежным и криминальным, словно медом они намазанные.　

Владимир Петрович сидел в своем большом кабинете и уже в который раз вытирал выступающую на лбу испарину. Только что от него ушел этот хитрозадый адвокат. Этот израильский агрессор. Видятся они всего в третий раз, а ведет себя этот адвокат так, словно ему все по гроб жизни обязаны. Про дачу, конечно, не намекал, но наверняка знает, старый черт, все знает. Они с самого начала с этой дачей его повязали, а потом держали беспроцентным кредитом. Это, конечно, не взятка, но ведь без процентов! А почему кредит и без процентов? Почему это с него, с генерала Быстрова, процентов не берут? И почему это он, генерал Быстров, берет в долг деньги у организованной преступности? И капельки пота снова выступили на лбу Владимира Петровича. Да, если до министра докатится, будет не отмазаться, запросто загреметь можно. И хорошо еще, если на пенсию! Правда, сам министр тоже красиво живет, и дача у него под Москвой не на шести сотках стоит. Но на то он и министр. Ему-то все можно, с него спросить некому, не считая президента. А уж президенту он всегда что-нибудь да втюхает. Тут, как в армии, кто старше по званию, тот и прав. Поэтому приходится подчиняться и копать яму от забора и до обеда. Ничего не поделаешь, такова специфика.　

Владимир Петрович снова вытер платком лоб и подумал, что от дачи лучше побыстрее избавиться, иначе точно в коррупции обвинят. А если такое обвинение повиснет, то такие, как Марголин, быстро за это зацепятся. И все раскрутят — до суда могут дело довести. Тогда вся жизнь насмарку, а детям какой позор! Нет, при коммунистах было проще. Конечно, воровали, всякое бывало. Но членов бюро обкома не позорили, в тюрьмы не сажали. На худой конец всегда можно было приехать в обком, к первому, как к папе родному. Броситься в ножки и во всем покаяться. Он-то уж простит, не будет сор из избы выносить. В худшем случае выгонит и партбилет заставит выложить.　

Владимир Петрович уже окончательно и твердо принял решение. Завтра же идет к генеральному директору той самой строительной корпорации и отдает дачу в качестве погашения кредита. Пусть забирают, черт с ней! Нервы дороже. Да и надо будет с другими бизнесменами дела тоже закрывать, хватит. Лучше уж спокойно и побыстрей на пенсию убраться, а там хоть трава не расти. Тогда ему Марголин будет уже не так страшен. С пенсионера спрос маленький. Это там, в Японии, спустя десятки лет достают постаревших и подряхлевших бывших президентов, обвиняют в коррупции и отправляют в тюрьму. В России, слава Богу, до этого пока не дошло.　

Берзин продолжал сидеть, а следствие, словно набирающий обороты тяжелый маховик, продолжало раскручиваться. Правда, у следственной бригады из шести человек не все шло так гладко. Там, на свободе, оставался Крест, и он-то уж вовремя обработал всех нужных свидетелей.　

Крест оказался гораздо умней и надежней, чем думал о нем Боря. Впрочем, у Креста тоже не было иного выхода, как вытаскивать Борю. Погибнет шеф, и все остальные тоже пойдут на дно. Очень быстро пойдут на дно. Уж с Крестом Марголину справиться — пару раз плюнуть.　

Большая надежда у Бори была на Порукова. У того выбора не было, в отличие от Быстрова, по рукам и ногам был повязан. Адвокат растолкал врачей, не пускающих его в комнату больного, и велел Порукову срочно звонить своему заму, пусть урезонит следствие. И Поруков начал звонить, начал кричать, требовать. Он шумел, хотя сам прекрасно понимал, что помочь в настоящее время Боре он ничем не сможет. Слишком много фактов — жареных и острых, словно кавказская приправа из жгучего красного перца. И он, прокурор города, тоже не Бог. Сколько кругом глаз и шпионов! Единственное, что он сможет сделать, — не продлевать следствию сроки, ну и еще как следует терроризировать начальника следственной бригады и начальника следственного управления. Уж процессуальных нарушений в их работе можно накопать предостаточно. И на самих, в случае чего, уголовное дело возбудить…

Когда Боря услышал от адвоката последние новости, лицо его посерело. Нет, три месяца он здесь находиться не намерен. Да он просто не вынесет этих тюремных условий. Вон, в зеркало смотрит и уже себя не узнает. А всего месяц прошел! Но адвокат его успокаивал, уговаривал. Все будет хорошо, чего-нибудь придумаем. Надо потерпеть.　

— Ну, может, меня в другую камеру? — с мольбой в голосе спросил Боря. — Мы же для наших в свое время и отдельные камеры выбивали, и финскую сантехнику туда ставили, и кожаный диван, и цветные телевизоры, и баб даже с воли приводили. А что, для меня не получается?　

— Вот именно, для вас, Борис Николаевич, никак, — убаюкивающе увещевал адвокат, — потому что это — ВЫ, а не какая-то мелкая шушера. С Марголиным в милиции сейчас никто связываться не хочет, все боятся. Сами знаете, какой сейчас трусливый народец пошел! Других, рядовых, я бы в шесть секунд на подписку вызволил! А вот вас, Борис Николаевич, сам Марголин опекает, лично за всем следит.　

Прошел еще один месяц, и Боря нутром почувствовал, что ситуация стала гораздо хуже. Прижал хвост и Поруков. Слишком много накопали следователи. Адвокат тоже уже пел по-другому.　

— Суда, конечно, нам, Борис Николаевич, не избежать. Но с судьей мы договоримся. Самые тяжелые статьи он отметет, но вот от других будет не избавиться. Лет на пять придется договариваться.