Леонид Милош - Братья по крови

Наташа с удивлением последовала за ним в сарай. Вячеслав Иванович снял огромный замок, пропустил ее вперед, прикрыл за собой скрипучую дверь.　

— Как здесь грязно, — удивилась Наташа.　

Вячеслав Иванович как-то загадочно усмехнулся:　

— Это хорошо, любопытных меньше. Видишь, этот огромный металлический ящик?　

— Да, а что?　

— Это необычный ящик, — он открыл его. — Снаружи, вроде бы, ничего особенного, а на самом деле он с секретом, на заводе специально по моему заказу сделали. В нем топоры, пилы, рубанки, молотки всякие. А вот там сбоку, на днище, есть маленький сейфик, открывается только вот этой булавкой-ключиком. Вот так, вставляем его туда и…　

Наташа не верила своим глазам, дно ящика действительно отделилось и поползло в сторону.　

— Видишь, с каким он секретом, даже когда он пустой, ничего не заметно. Не сгорит, в случае чего. Воры не позарятся, да он и тяжеленный, просто так не унесешь. А там у меня хранятся вот такие штучки.　

Наташа с широко открытыми глазами смотрела на огромную россыпь ювелирных изделий — перстни, броши, ожерелья, серьги. Чего только здесь не было!　

— Это все дорогие вещи, — продолжал Вячеслав Иванович, — больше половины с бриллиантами. Последние пять лет собирал, на полтора миллиона рублей. А с учетом подорожания, уже миллиона на три с лишним. И еще скоро золото в два раза подорожает, так что вот такое богатство…　

— Да-а! Какие красивые! — Наташа взяла некоторые украшения, долго вертела их в руках, рассматривала.　

— В общем, это все твое.　

— Что???　

— Я говорю, это все твое — и не спорь. Жена с сыном вот так обеспечены — две дачи, две машины, в квартире не протолкнуться, три сберкнижки. А ты у меня одна. Я, может, скажу глупость, но ты мне дороже их. Так что, пусть все это хранится у тебя, мало ли что со мной случится.　

А если мне что понадобится, я тебе скажу, ты привезешь. Привезешь?　

— Конечно. Но, Слава…　

— Никаких «но» — и баста. Бери ключ и смотри, как открывается замок. Все очень легко и просто.　

С того дня Наташа стала обладательницей несметных сокровищ. Словно на пещеру Али-Бабы наткнулась. Золото, как и говорил Слава, действительно подорожало еще в два раза. И наверняка это было не последнее подорожание. А «камешки», как известно, всегда были самой крепкой валютой, инфляции не подвержены и никакой обмен денег им не страшен.　

После окончания института Наташа поехала на стажировку во Францию. Ее пригласило к себе на работу одно очень солидное учреждение.　

Она жила в Париже вот уже полгода, когда из России пришло тревожное сообщение. Умер Вячеслав Иванович, второй инфаркт он не перенес. Совсем немного не дотянул до пятидесяти семи лет. Она спешно вылетела в Союз.　

На похороны собралось много его друзей. Церемония была пышная, играл оркестр, говорились высокопарные, траурные речи, ораторы не спеша меняли друг друга. После той истории с уголовным делом Вячеслав Иванович ушел из Главплодовощторга, в том числе и по настоянию Наташи. Ушел в Главное управление торговли первым замом. Работа здесь была поспокойней, но старые раны и нервотрепка давали себя знать. И вот — второй инфаркт, второй звонок от Всевышнего, оказавшийся роковым…　

Там, на похоронах, Наташа впервые увидела его жену — маленькую, сухопарую женщину, почти старушку, убитую горем, и ее взрослого сына. Он чем-то неуловимым походил на своего отца. Наташа не стала подходить к ним, говорить слов соболезнования. Не надо бередить еще больше рану этой женщины. Ведь наверняка какие-то слухи доходили и до нее, почти все близкие друзья Вячеслава Ивановича знали про Наташу.　

Сейчас, стоя на кладбище у свежезасыпанной могилы, утопающей в цветах и венках, она со всей ясностью почувствовала, что вместе со Славой ушел и первый этап ее жизни.

Сергей вместе с Машей встречали Вовку на вокзале. Приехали пораньше, за час, и сейчас молча и грустно ждали подхода поезда.　

За эти два года Маша еще больше расцвела, а Сергей еще больше влюбился в нее. Они встречались каждый день и как соседи по лестничной площадке, и в школе, и во дворе. Сергей постоянно опекал ее, защищал от приставаний других мальчишек, а однажды даже из-за нее подрался. Тогда она с благодарностью по-дружески обняла его за шею и поцеловала в щеку. От этого поцелуя Серега сильно засмущался и весь покраснел. Маша заметила это и как-то загадочно улыбнулась ему.　

Вечерами перед сном Сергей часто думал о ней. Он любил ее, любил сильно и никак не мог справиться со своим чувством. Он хотел быть только с Машей, другие девчонки его абсолютно не волновали. Что-то такое особенное было в Маше Трегубовой, что никак не давало забыть ее и уж тем более разлюбить. Но с другой стороны, Серега всегда вспоминал о своем лучшем друге — Вовке. Он сейчас там, в армии, в Афгане, и ему, наверное, не сладко. Некрасиво объясняться в любви девчонке, когда ее парень и в то же время твой друг так далеко. Даже не то, чтобы некрасиво, а, откровенно говоря, по-предательски по отношению к нему.　

Серега не раз хотел открыться в своих чувствах Маше. Сначала, когда Вовка ушел в армию, Сереге почему-то казалось, что два года — это целая вечность. Что они никогда не кончатся, и поэтому он успеет с Машей обо всем переговорить.

Но шли дни, которые складывались в недели, в месяцы, а Сергей по-прежнему стеснялся признаться ей в любви. Каждый вечер, засыпая, он в который раз говорил с ней, и у него так все получалось складно, красиво. Он уже видел, как обнимает ее, целует, а она отвечает взаимностью. Яркое, сказочное видение. Но стоило ему оказаться на следующий день рядом с Машей, как вся его смелость куда-то отступала, а нужных слов не находилось. И он снова стеснялся ее и даже не представлял себе, как может первым заговорить об этом.　

Серега решил написать ей любовное письмо. Еще в начальных классах он неплохо писал сочинения, ему это давалось легко. Он написал штук десять разных вариантов своего послания, но все их порвал. Сначала не удовлетворил слог, затем само содержание. А когда, вроде бы, и с содержанием, и со слогом все получилось, Серега подумал совсем о другом. А вдруг письмо попадет в чужие руки? Отдать ей его лично в руки он не решался. И снова он не знал, что делать.　

С письмом так ничего и не вышло. А Маша иногда при встрече с ним бросала в его сторону такие многозначительные и загадочные взгляды, что внутри у него все замирало. Как ему неудержимо хотелось закричать в эти минуты: «Маша, милая моя Маша, я люблю тебя!». Но его сковывала какая-то нерешительность, и он смущенно отводил глаза в сторону. А она смотрела на него и улыбалась.