Борис Кантор - Побег

Правда, на правой руке появились мозоли, а левая была серой и липкой от смолы, но я был так доволен, что хотелось побольше похвалы:

— Вы когда-нибудь видели, чтобы пятилетний так орудовал топором?

— Видели, — сказал дядя Коля. — Мой Колька в пять лет вытесал топором свои первые лыжи. Вот и тебе пора подумать о зиме. Их как раз сейчас надо делать, пока древесина хорошо гнется.

— А из какого дерева их делают?

— Из молодой березы, а лучше из рябины. Рябиновые лыжи хорошо гнутся даже в сильный мороз.

Мы поехали под гору, при этом дядя Коля затормозил жердью задние колеса, чтобы телега не наехала на лошадь.

Мы сразу начали закрывать растения лапником, хотя было очень жарко, но к вечеру, когда всё было закрыто, сильно похолодало. Парники мы закрыли остатками соломы и сена из сарая. Утята и цыплята прибежали в сарай и требовали корма, хотя весь день копались вместе на конном дворе. Пришел отец с хлебом и продуктами и отнес одну буханку дяде Коле, а затем отправился в кузницу, прихватив бутылку водки. Из кузницы всё еще доносился звон железа. Я с ним не пошел — наработался так, что едва ноги волочил. Он скоро вернулся и сказал, что дядя Гриша удивительным образом умудрился отремонтировать насос. Мы сели ужинать. Уха была вкусная как никогда, и я от жадности чуть не подавился рыбной косточкой. Рыбы оказалось так много, что мы все отяжелели.

Отец посмеивался над тем, что мы поверили в предсказание погоды колдуньей.

За ужином девочки сообщили матери: пионервожатая требует, чтобы они пришли на Первомай в новых галстуках.

— А где я их вам возьму! В сельпо их нет, — сказала мать. — Если требуются новые галстуки, так пусть пионервожатая и обеспечит их доставку в сельпо или в школу. Так и передайте ей! Конечно, эти обремкались. Так почините, постирайте и подкрасьте. Я вам дам красную краску для материи. Прямо сейчас постирайте и положите в краску, а завтра утром хорошенько прогладьте — и вот вам новые галстуки на Первомай. А там уж лето — и галстуков не надо.

После ужина мы вышли на улицу, и отец сказал:

— А ведь права оказалась ведьма насчет мороза. Слава богу, что вы поверили ей.

Под лунным светом уже поблескивал иней. Я был уверен, что это колдунья наколдовала погоду по моей просьбе. Хотя я просил дядю Гришу, чтобы она наколдовала дождь, а не мороз.

Под утро мы проснулись от холода, несмотря на то, что вечером топили камелек — делать уху — и за ужином в избе было жарко. Когда я вышел в уборную, всё было покрыто толстым слоем инея, который лежал как снег. После завтрака мы обулись и оделись в зимнюю одежду. Даже в сарае было очень холодно, а на луже сверкал лед. Миша и мать решили идти в лес валить деревья на дрова уже сегодня, без отца, которому нужно было на работу. Сегодня легче работать, потому что комаров в лесу не будет из-за холода.

Я подумал о рыбалке, но после вчерашнего ужина трудно было думать о рыбе, да и мысль о холоде заглушала азарт. Я видел в окно, как колдунья тетя Маня с удочкой и горбатой палкой прошла по мосту и направилась в сторону леспромхоза.

Аня вынула галстуки из краски и прополоскала их. Они выглядели лучше. Вскоре Валя раздула угли в утюге и начала осторожно гладить галстуки. Окна в избе запотели, как зимой. Было решено на случай снегопада не убирать пихтовые лапы, закрывавшие растения.

Я хотел было сказать Ивану, что буду смотреть за огородом, как послышался гул мотора. Миша и мы с Иваном вышли на улицу и увидели огромный гусеничный трактор, двигавшийся к мосту со стороны леспромхоза. Я видел несколько раз издали такой трактор в Калтане на строительстве ГРЭС, но так близко к нему никогда не был.

— Это «Натик», — сказал Миша.

Я вспомнил, что моя сестра Маня — трактористка, но мне не верилось, что она могла управлять таким огромным трактором. Я не ожидал, что мост выдержит такую махину, но трактор медленно прополз по мосту, лязгая гусеницами, и остановился около нас. К трактору был прицеплен большой плуг с железными колесами. Из кабины вылез мужик в грязном комбинезоне и громко, чтобы перекричать мотор, спросил, где кузница. Миша вызвался проводить его. Иван остался у нашей калитки, а я побежал с трактором наперегонки и, хотя нестись с такой скоростью в ботинках было неудобно, обогнал его и помчался во всю мочь впереди него к переулку. Миша догнал меня и, схватив за руку, отдернул к ограде и пропустил трактор, махнув ему рукой налево.

— Ты что? Под трактор хочешь попасть? — закричал он мне со злостью. — Я видел одного такого героя, который без ног остался.

— Да я же быстрее трактора бегу!

— Вот и тот герой тоже бежал быстрее, да запнулся. А теперь калекой на всю жизнь остался.

Я никогда раньше не видел Мишу таким растерянным и злым, и мне стало не по себе. Но при мысли о том герое без ног я понял, что Миша перепугался из-за того, что я тоже мог упасть. Мне стало стыдно — стыдно за то, что разозлил Мишу, — и я заплакал.

— Нечего плакать! Думать головой надо. Пошли домой!

— Я в кузницу к дяде Грише хочу! — сказал я сквозь слезы.

— Нечего там толкаться у людей под ногами, когда они дело делают. Мне надо в лес с мамой идти. Пошли!

Он взял меня за руку и повел домой, но я выдернул руку и пошел позади него.

Мать уже ждала Мишу, и они ушли с котомками, пилой и топорами, сказав мне, чтобы я шел в избу. Иван сказал, чтобы я шел караулить огород, так как он не собирается проводить там три дня подряд. Девочки уже отправились в школу, а сидеть в избе с Иваном мне не хотелось. Я пошел в сарай, поиграл с утятами и цыплятами, которые из-за инея никуда не стремились из сарая, взял лук со стрелами и отправился в огород.

Солнце поднялось из-за горы со стороны Калтана уже довольно высоко, иней начал таять, но вдоль долины дул холодный северный ветер. Я поставил пучок соломы у ограды метрах в двадцати от подветренной завалины и стрелял в него из лука, не думая о стрельбе. Мысли крутились вокруг моего бега перед трактором. Большей частью стрелы попадали в цель.

Я не заметил, что Иван наблюдает за моей стрельбой, и был очень удивлен, когда тот вызвался подбирать выпущенные стрелы, а потом попросил лук. Я ему сказал, что лук для него слаб, а поэтому не надо его слишком натягивать, после чего отдал ему лук и, понаблюдав недолго за его стрельбой, решил пойти за лебедой, чтобы заготовить корм впрок.

Вдоль реки тянул такой же холодный ветер, и я быстро двигался, нарезая лебеду короткими обрезками, чтобы больше вошло в котомку. Я перемещался машинально в сторону Толиного омута, не глядя по сторонам, и представил себе мальчика без ног, о котором говорил Миша. В Калтане я видел прошлым летом несколько инвалидов без ног, которые перемещались на самодельных деревянных тележках с подшипниками вместо колес. Зимой они куда-то исчезали. Вот и тот мальчик представился мне на такой самодельной тележке. Надо спросить об этом Мишу. Тот мальчик, как и я, хотел показать, какой он смелый. Теперь, представив себя как бы со стороны — изо всех сил, спотыкаясь, бегущего перед трактором, — я увидел во всей этой похвальбе одну глупость. Я и в самом деле мог упасть в любой момент. Мне стала понятна Мишина злость, и я почувствовал почти физическую боль оттого, что так глупо разрушил чувство братской близости, которое обрел за дни его пребывания здесь. Я был уже готов расплакаться, как услышал голос Толи.