Борис Кантор - Побег

Я обрадовался, потому что хотел увидеть Валю и Аню в хоре. Мы вошли в избу, из которой слышалось пение. Она состояла из одной комнаты с большой голландской печью справа от входа. Часть столов и скамеек была сложена в углу, и образовавшееся пространство в передней части комнаты было заполнено рядами учеников и взрослых. В первом ряду стояли самые маленькие. Перед хором стояла молодая девушка в белой рубашке и черной юбке, с пионерским галстуком на шее.

— Наша пионервожатая, — кивнул в ее сторону Коля.

— А ты почему не в хоре? — спросил я его.

— А меня выгнали, потому что я пою не в лад со всеми, — ответил он с довольным видом. — Так всегда было. Немузыкальный!

В хоре было много людей, и одеты они были кто во что горазд. Только у некоторых взрослых — светлые рубашки. Напрасно беспокоились Аня и Валя об одежде. Они выглядели опрятно по сравнению с большинством учеников. Когда мы вошли, хор пел «Байкал», а потом пошли незнакомые мне песни. Ни патефона, ни радио у нас не было, поэтому я знал только те песни, которые пели во время гулянок подвыпившие взрослые.

Коля решил, что мы уже достаточно насмотрелись на хор, и повел нас на улицу. К нам подбежали несколько мальчишек одного возраста с Колей и уставились на Юру в его новом пальто и хромовых сапожках, что придавало ему вид взрослого с детским лицом.

— Откуда такой артист появился? — спросил один из мальчишек. — Давайте поваляем его немного.

— Не трогать! Уши обрежу! — строго сказал Коля. — Это Юра, сын парторга леспромхоза. Ты его поваляешь — и дорога тебе в детскую колонию. А это Володя, мой сосед, брат Вали и Ани.

Я не знал, что такое детская колония. Вероятно, что-то очень нехорошее, потому что у мальчишек задор сразу исчез.

— Да мы так, в шутку, — промямлил один из них.

Из первой избы вышла толпа взрослых, среди которых были Николай Федорович и Бузицкий. Я узнал также нашего почти соседа, который на прошлой неделе разговаривал с отцом около моста. Коля сказал, что это председатель сельсовета Васильев. Бузицкий огляделся и подошел к нам. Он был одет в галифе и полувоенный френч, с расстегнутой плащ-палаткой на плечах.

— Юра, ты поедешь со мной к Васильевым, там останешься и поиграешь с девочками. Володя, ты поедешь с нами.

— Нет, я подожду моих сестер.

Мне не хотелось уходить от Коли. Юра пошел с отцом, оглянулся и сказал:

— Спасибо, Коля!

Коля помахал ему рукой и оглядел остальных мальчишек.

— Вы меня поняли?

— Поняли! — ответили те и стали расходиться.

Один я ничего не понял. В это время из избы, где пел хор, начал валить народ. Вскоре я увидел Валя и Аню. Они подошли к нам.

— Пойдем домой поесть, а потом в клуб к часу, — сказала Валя. Мы все вышли из школьного двора и пошли по обочине дороге, где росла трава, потому что дорога была грязная от недавнего дождя. От сельпо мы направились не прямо вдоль дороги, а к клубу, потом через большую поляну, где была площадка для волейбола, и вдоль реки по тропинке между огородами и рекой — и вышли к кузнице. Дядя Гриша гремел молотом. У кузницы стояли два трактора — гусеничный «Натик» и колесный трактор без кабины. У колесного трактора были громадные задние колеса с шипами. Меня сразу потянуло к трактору, но Валя схватила меня за руку.

— Куда в такой одежде поперся! У тебя и так уже шаровары грязные.

Я посмотрел на шаровары. Они действительно были забрызганы грязью, как и ботинки.

После обеда, состоявшего из пшенной каши с молоком, я раздумывал: идти мне на митинг в клуб или лучше остаться дома? Миша опять взялся за книги. Пришел Коля, чтобы собираться с девочками в клуб. Он сказал, что дождя до вечера не будет, так как стало ветренее. Это решило мой выбор — я пошел вместе с ними. Мы опять свернули на берег реки, чтобы избежать грязи на деревенской улице.

Когда мы пересекли поляну перед клубом, из-за клуба послышались крики и ругань. Как только мы завернули за угол клуба, ко входу, перед нами открылась картина: большая толпа дерущихся мужиков. Мы все остановились у угла в растерянности. В это время позади нас послышался рев. Со стороны сельпо бежала еще толпа мужиков. Некоторые тащили дубины.

— Бежим в клуб! — закричал Коля.

Мы побежали вдоль стены ко входу и уже добежали до крыльца, как оттуда выскочили люди. Мы не успели увернуться от них, и они сбили Аню и меня с ног. Я ударился о стену и заорал от боли. Коля кинулся ко мне и поволок меня обратно, подальше от входа. Валя помогала ему, а Аня отстала. Наконец мы завернули за угол, и меня поставили на ноги. Появилась Аня, закрывая руками лицо. У нее были разбиты нос и губы.

Коля ощупывал меня, чтобы проверить, целы ли мои кости, а Валя занималась Аней. Они решили идти к речке, чтобы Аня могла умыть лицо. Но берег здесь был крутой, и спуститься к речке по мокрой траве оказалось невозможно. К тому же, вопреки предсказанию Коли, вдруг ударил порыв ветра и начался дождь со снегом. Мы поплелись вдоль речки домой. Дядя Гриша всё еще стучал в кузнице, и мы забежали туда, чтобы обогреться, но горн уже погас, и в кузнице было холодно. Дядя Гриша посмотрел на Аню, у которой кровь из носа уже не текла, но губы были окровавлены, вышел за угол кузницы и вернулся с листиками подорожника.

— Приложи листики к губам и держи четверть часа, чтобы остановить кровь. И губы не опухнут, — объяснил он Ане. — Упала, что ли?

Мы рассказали ему о драке у клуба.

— Я видел здесь пьяных зареченских, которые грозились разнести сегодня клуб. По-моему, среди них были мужики с лесоповала.

— Да там все дрались, — сказал Коля, — и мужики с нашей улицы.

— Если приедет милиция и начнет расспрашивать, помалкивайте, — сказал дядя Гриша. — Пусть взрослые разбираются. Это не ваше дело.

Дождь прекратился, и мы побрели домой по мокрой обочине дороги. Мои грязные ботинки промокли насквозь, вся одежда была покрыта грязью. Так закончился мой первый Первомай…

Оперотряд МГУ в те годы строго следил за нравственностью студентов. Они вылавливали фарцовщиков, любителей западных танцев, западной музыки, западных шмоток, валютчиков и т. п. Правда, общение с иностранцами университетским начальством даже поощрялось, и на первых курсах наших студентов иногда даже селили в одних блоках с иностранцами — для лучшего овладения иностранным языком, — но находиться после одиннадцати вечера в женских комнатах общежития ребятам было запрещено. — Здесь и далее примеч. автора.

Речь идет о статье 88 Уголовного кодекса РСФСР 1960 года «Нарушение правил о валютных операциях», которая предусматривала уголовное наказание за операции с иностранной валютой. Осуждение по ст. 88 предполагало в зависимости от состава преступления лишение свободы на срок от 3 до 15 лет, конфискацию имущества, ссылку на срок до 5 лет и смертную казнь. Отменена Федеральным законом Российской Федерации 1 июля 1994 года.