Марина Назаренко - Где ты, бабье лето?

— Что же это, молодой человек, вилами машете так, что через край летит?

— А меня прострелило, хорошо, если дотяну до обеда. — Он без особой приязни обернул к ней литую голову. Пот катил с него градом.

— Все равно осторожнее надо. А вы, ребятки, смотрите. Так разбросать можно сколько угодно — вон, дорожки натрясли.

— А ухабы-то, — возразил Рыжухин. — По этим колдобинам растрясешь.

— Подобрать можно бы — человека два бы сюда, — заметил Леднев.

— А кому это нужно? — фыркнул рабочий.

— Да тут, гляди, корова пять дней прокормится, — уперся Леднев, и Зимина вспомнила, как говорил он на новоселье, — не такой уж тюлень или, как там, теленок.

— Что ж вы базарите? — ухмыльнулся рабочий.

Рыжухин взвился:

— А на «Кире» не уследишь, когда звать разравнивать!

— То-то и дело, что надо следить, — лениво насмехался рабочий.

— Что мы простаиваем, Ольга Дмитриевна? — заводился Рыжухин. — Стоим-стоим, потом будут спрашивать коэффициент трудового участия. И дело не наше. Мы по зерну. Гоняют-гоняют…

— Машин не хватает, Петро. И людей. И дожди…

— А ты пока подбери, чего натрясли, — семь рублей свои оправдаешь, — съехидничал рабочий.

Зимина поняла, что они уже обсуждали заработки, систему оплаты. Городские, замечала, часто сеяли разного рода сомнения.

— А семь рублей — не заработок? — спросила она.

— На таких машинах? — рабочий выбил штырь из крепления раздатчика к «ящеру». Мы что, не знаем, как делается? Зовут экономиста, считают работу хорошего мастера, выработку на хорошем поле да в хорошую погоду — и пожалте, рубля четыре-пять выходит. Ну, накинут рублик-второй. Да на такое поле, да на таких машинах и десяти рублей мало!

— Летом рабочий день десять часов и заработок больше.

Он взглянул на нее, ничего не сказал.

«Закрыть бы совсем несколько предприятий в Москве хоть на месячишко, чтобы успеть заготовить корма скоту, который их кормит, — пусть бы поработали на земле, откуда удрали, — сердито думала Зимина. — Возни с их рабочими! Жилье обеспечь, кормежку обеспечь, и почему-то всякий раз срочно, не вовремя требуются заработанные рубли — вынь да положь, — то уезжают внепланово, то что-то случается. Оттого, может, кажется так, что много их? Много, а все равно недостаточно. Нет людей. Нету! Ну что вот, стоят два трактора, тележки простаивают, а Суворов один бьется с „Киром“…»

Леднев, пятясь, подкатил к отцепленному раздатчику, рабочий снова вбивал штырь в кронштейн крепления — штырь держался свободно, однако не выскакивал и позволял трактору маневрировать. Простая техника, а благодатна в их сельском деле.

— Техника… — ворчал рабочий, обеими руками отвинчивая гайку с чайную чашку.

Суворов и Рыжухин тоже стучали молотками. Действительно все время что-то ломалось: то колесо скособочится, то задвижка, крышка какая отойдет…

Густо пахло жирной травищей. По скошенному ходили грачи, выбирая чего-то, копались в набросанном. И вдруг Зиминой показалось, что земля уже никому не нужна, всех отвращает. Предложи сейчас кому-нибудь частный надел или хотя бы в долгое пользование, чтобы целиком отвечать за нее, жить от нее, поди, и не всучишь. Кто пожелает на ней убиваться? Отвыкли. Отбили охоту! Ей стало страшно, нехорошо.

— В сельском хозяйстве человека не только зарплата держит, — с отчаянностью сказала Зимина, встав над рабочим. — Он ведь еще и дом имеет, и огород, и сад. И если не корову, то кур, теленка, свинью, кроликов. Вам-то каждую луковицу надо купить.

Рабочий облокотился на вилы, поглядывал безмятежно.

— А к тому же, — доказывала она, — к тому же… он видит, как это все растет. Семечко огуречное проклюнется, росток пустит, и то сердце радуется, — она невольно улыбнулась, вздохнула. — Прекрасно видеть все это. Какие-то совсем другие социальные, эстетические, психологические категории! А воздух?

Она говорила вдохновенно, как бывало в ответственные минуты. Рыжухин глядел во все глаза, переводил восхищенный взгляд на рабочего. Она видела и не могла остановиться.

— У Свиридовых из Холстов, — согласно ввернул Петро, — сын после армии маялся-маялся в Москве, пока легкими не заболел. Здесь воздух-то — все лето не кашлянешь, лучше, чем на Тамбовщине.

— А куда ему после армии без специального образования? А сантехники? Разве для него интересно? Ну и работал бы через пень-колода, мало там таких? Тут его дело. Кровное. А мы отрываем на него производственников, классных мастеров. С большой зарплатой! Людей из министерств, из институтов. Во сколько обходятся государству наши коровки? — Зимина дунула вверх, выпятив нижнюю губу, взлетело со лба колечко волос. — У Свиридовых пасека, мед, он тут живо оправился, — вспомнила душистые соты, с натекшим янтарным медом, которым одарили Свиридовы в прошлом году. — Я думаю, — посмотрела уже спокойно, — крестьянин-хозяин — он рождается в своем хозяйстве.

— Точно! — воскликнул Рыжухин. — И мы с Розой завели курей. У нас все, кто в четырехэтажке, поставили под окнами шалашики на лугу — курей держат. Как палаточки туристские, только вот такие, — показал на полметра от земли, — целый лагерь, а курям нравится, всяк свой шалаш знает. У людей сараюшки для свиней, для инвентаря, а у нас с Розой нету. Насмотрел я одну домушку, на картошке в том году — нам бы ее как раз, хотел даже зайти к вам — нельзя ли взять, Ольга Дмитриевна?

— Поговорим на планерке, решим.

— Ну! — сказал он удовлетворенно, и по этому «ну» и по «курям» было видно, что он приезжий и вообще добрый малый.

Небо насупилось, стал сеяться дождь. Возвращаясь, Зимина думала о том, что нехорошо завелась — не с чего. А травы действительно переросли, какой с них надой. Утром Игорь звонил, сказал, что пустил коров по деревне, в которой три дома осталось. У них тоже есть Лебедушки. Хоть и десять домов, но вряд ли выкашивают в деревне…

Давно, как давно это было. Жила еще в Кашине и думала, не уехать ли с Константином Ивановичем. Мама сказала: «И-и, дочушка, он и сейчас-то какой вон горячий да несговорный, а к старости характер совсем спортится…» Предсказание, кажется, сбывалось.

Жизнь Константина Ивановича текла вроде размеренно, без явных перемен и вполне его устраивала. Но когда встречались, серые насмешливые глаза застилала прежняя нежность и слова рождались почти прежнего накала. Последнее время Зимина старалась сама лишний раз не обращаться в Сельхозтехнику. Это, кстати, совпадало с ее стремлением воспитывать самостоятельность в своих специалистах. Однако ни главный инженер, ни главный агроном не имели большого успеха. Вот уже два дня стояли три мощных трактора на полях — это в самую-то страду. Запустить их без помощи Сельхозтехники не было никакой возможности, даже приводного ремня определенного номера к ворошилке не достать. Но Сельхозтехника тянула, чего-то выжидала. Пришлось обратиться в управление сельского хозяйства, а затем и в горком. И вчера Константин Иванович позвонил, что должен сам убедиться в сложности положения.