Макс Неволошин - Срез

У нее есть любимая игрушка — розовая плюшевая мышь. Вообще-то мышей две, но зеленую Тиша игнорирует. А розовую оставляет в значимых местах. Около своих тарелочек, у входной двери, которая ее манит. В нашей постели. А вчера нашли мышь на столе. Манифест.

Как сказано, детей надо баловать, именно тогда из них вырастают настоящие разбойники. Тиша опровергла этот, казалось бы, железный постулат. Мы ее баловали изо всех сил. А вышла кроткая, послушная тихоня. Правильное имя досталось. Стол — единственное исключение. Еще она стеснительная. Целуется с домашними только наедине. Если в комнате трое — ни за что. И лицо сделает монашеское: «Ах, оставьте ваши глупости». А если мы обнимемся с женой, — выражение озадаченное: «Как же так? А я?..»

Вообще она редко проявляет чувства. Но если проявит… Думаешь, не померещилось ли? Недавняя сцена на балконе. Утро. Стою, зажмурился, медитирую. Тема: как мне хочется идти на работу. И Тиша рядом на парапете. Вдруг ощущаю: две лапы уперлись мне в грудь. Затем в подбородок ткнулся мокрый нос. Открываю глаза — никого. Застеснялась и убежала.

Любая семья, где есть кошка, верит, что их кошка особенная. Не такая как другие. Мы — не исключение. Например, Тиша редко просит есть. Вы много знаете таких кошек? А она не просит. Молчит, смотрит. Если изредка скажет «уррмиу», то это означает «мне скучно, давайте играть». Кушает маленькими порциями, всегда оставляя немного. Откуда у простолюдинки эти барские замашки? Иной раз выйдет со мной на кухню часов в шесть утра. «Урррмяу…» Даю покушать — смотрит укоризненно. «Эх, ты. Я соскучилась, а ты что подумал? Ладно, так и быть, съем кусочек».

Тиша читает мысли. «Эка невидаль, — скажет кто-нибудь, — все кошки читают мысли». А вот и не все. И не так. Утром в постели я делаю три гимнастики. Лицевую, дыхательную и кошкотерапию. Первые две иногда забываю. Последнюю — никогда. Укладываю Тишу на себя и выглаживаю — от ушей до хвоста. Она включает моторчик. Славная минута… Наступает, однако, момент, когда я думаю: «Сколько ни тяни, а вставать придётся». Не шевелюсь, молчу. Только думаю. Тиша поднимается и уходит.

Бывает, смотрим с женой кино, либо читаем. Мелкая исчезла. Не произнося ее имени, говорю:

— Кое-кого давно не видно.

Из-за дивана появляются круглые глаза.

— Чего?

А то уставится в пространство и застынет. Зрачки узкие, как шпильки. И выцеливает что-то, будто муху на стене. Только мухи нет, вот какая фишка. С кем она там переглядывается? И где это, собственно, — там?

Иногда мы с Тишей гуляем в парке. Она — на шлейке и поводке. Встречные люди улыбаются. Собаки теряют дар лая.

Недавно читаю — закончилось исследование. Якобы кошки не тоскуют в разлуке с близкими людьми. Особенно — если сытые. Далее злобные реплики кошатников. «Что они понимают, шарлатаны! У них самих-то кошки есть?! Наша Муся за пять этажей узнает шаги отца, царапает дверь. Он войдет — махом на плечо ему. И обнимает… А наш Васенька, если мамы долго нет, прямо заболевает. Ищет ее везде, плачет. На еду — ноль внимания…»

Однажды мы надолго уехали из дома. Тишу устроили в пансионат. Пять звездочек: чисто, свежо, двухэтажные вольеры. Изысканное общество. Весь отпуск думали: что если забудет нас?.. Явимся забирать, а она скажет: «Хххх! Кто такие?» Тогда же я увидел сон. Снилось, что нашу кошку подменили. Отдают дымку вместо рыжей, хотя сходство в лицах есть. Что за ерунда? Куда вы Тишу дели?? «Это ваша — убеждают, — такое случается иногда…» От беспокойства я проснулся.

Явились, заходим… Тиша не сменила масть, однако как будто уменьшилась в размерах. «Это за мной, — кивнула она британцу слева, — пока, морда». Махнула хвостом двум русским голубым: «И вам, сестры, не хворать». На людях мы держались чинно. В машине стало ясно — Тиша нас более чем узнала. У нее голову снесло от радости. Безумица носилась по салону зигзагами. От жены — ко мне, потом на заднее сидение. И снова к нам, оставляя повсюду шлейф золотых волос. Не чесали, бездельники, — подумал я. Внезапно Тиша испустила победный крик: «Уррмяурр! Это моя семья! Мы едем домой! Господи, мамочка, как же я соскучилась!!»

Она бросилась жене на шею и страстно укусила в щеку. Авто едва не увело на встречку, по которой мчался грузовик.

— Обалдели?! — взвизгнула жена. — Забери немедленно!! Чуть аварию не сделала…

— Зато бы умерли все счастливые, — выдохнул я, отдирая приемную дочь от мамаши, — а главное, в один день.

«Что тебе прислать, сынок?» — мамин голос в трубке снова звучал как чужой. Тихо, едва ли не грустно. Хотя речь шла о моем юбилее. Сорок лет вроде бы. Говорю «вроде бы» не из кокетства. Я запретил себе думать о возрасте. Настолько успешно, что подолгу сомневаюсь, заполняя всякие анкеты. Любая цифра больше тридцати кажется мне подозрительной.

Зеркал я избегаю, бреюсь на ощупь. Близорукость — опять-таки плюс. А если мельком отразится чья-то унылая физиономия, так это мой старший брат. Я всегда хотел старшего брата.

— Здорово, — он всматривается, якобы давно не виделись, — как сам?

— Я-то хорошо. А вот ты?..

— Да болею…

— Чем?

— Всем понемногу.

— Пить бросай. И жрать. И пластику сделай наконец. Щеки вон развесил как сенбернар.

— Да пошел ты! — он поворачивается спиной. Уходит.

И пусть катится. Не о таком брате я мечтал.

«Сынок» — не мамина лексика. Это она к пенсии расслабилась. Раньше не выносила телячьего сюсюканья. «Болтать о чувствах легко, — говорила она, — настоящее проверяется делами. Только делами». И она со мной натворила этих дел. Полжизни разгребаю.

«Часы. — неожиданно ответил я. — С механическим заводом. Здесь таких нет — все на батарейках. А там у вас может остались…» И сразу понял, откуда это. Родители подарили мне часы на окончание института. Я с ними работал в двух школах. А перед третьей — обронил, кажется, в Ялте. Правда, необходимость в них тогда отпала. Учитель чувствует время — плюс-минус три минуты, даже бывший. Хотя я думаю, что бывших учителей не существует. Как например бывших шпионов. В каком-то смысле учитель — тоже шпион. Иногда проснусь ночью и знаю, что на дисплее 3:33. Или 4:44. Смотреть тошно…

Горе дитю, зачатому в семье перфекционистов. Мой отец, интроверт, улучшал только себя. А мама — всех. Четверка по любому предмету считалась у нас дома недоразумением и тщательно анализировалась. Но и за пятерки меня не хвалили, как за итог ожидаемый и безусловный. «Выше требования к себе, — твердила мама, — запомни это. Выше требования к себе». Вздыхая, она рассказывала о замечательных детишках сослуживцев и подруг. Леша — круглый отличник, идет на медаль. Таня — умница, абсолютный слух — поступает в консерваторию. Дима бегло читает по-английски, готовится стать военным переводчиком. Миша — чудесный хирург, звали в Италию — не поехал. Молодец, не бежит от трудностей. Захар — такой надежный, всегда поможет, отладит, исправит, довезет — хоть ночью его позови.