Дмитрий Пригов - Места

(Легион начинает на коленях гоняться за убегающим от него в ужасе на коленях же Отшельником, сначала у него хватает на это сил, потом уже нет, и он беспомощно сникает.)

ЛЕГИОНДавай помиримся (протягивает руку, но Отшельник снова хочет его перекрестить, Легиону снова приходится одеревенеть его руку.) Какой ты несговорчивый. Фу, сил моих нет. Нету просто моих сил. Нету никаких на то моих возможностей! (Вынимает сигарету.) Посмотри, как мы закуриваем. (Приставляет сигарету к указательному пальцу, она начинает дымиться.) Ты ведь понимаешь, что я все равно не уйду, пока не уговорю тебя. Я просто не могу уйти. У меня задание такое. Меня же выгонят отовсюду, если я уйду ни с чем. Мне жалко тебя, я тебя понимаю. У меня ведь тоже есть сердце. Но я не могу оставить тебя в покое… Тогда мне будет плохо. И будет мне намного хуже, чем тебе. Видишь, какая штука выходит. Да. (Затягивается, минуту молчит.) Я честен. Мне скрывать нечего. Это ты все что-то молчишь, скрываешь, а я честен. Ты какой-то бессердечный. И глупый. (Снова большая пауза.) А если мы придем оба, то и я, но особенно ты, останемся в выгоде. Что тебя ждет! Ах, что тебя ждет! Все! Все, что ни пожелаешь! Вся власть мира! Все богатство мира! Все женщины мира! (Отшельник хочет перекрестить его, Легион отводит угрозу, устало продолжает.) Ты зря упорствуешь. Я ж тебе говорил, что меня Он послал. Не прямо, конечно, но в результате все же Он. Он хотел, чтобы я с тобой работал. Ты что, против Него? Ты против Его желания? (Начинает снова распаляться.) Он проклянет тебя! Я знаю Его. О, как я Его знаю! Его гнев будет страшен! А ты будешь жалок перед Его гневом, — как вошь, как блоха! Хуже! Хуже, чем вошь или блоха. Вот уж я посмеюсь над тобой! Ха-ха-хаха-ха! (Видит, что впечатления его смех не производит, сбавляет тон.) Ну что тебе от меня надо? Скажи хоть! Что ты меня мучаешь? А? Ответь мне. (Резко меняет интонацию, садится поближе к Отшельнику.) А может, ты прав? А? (Шепотом.) Только тихо. Тут у всего есть уши. Ты их не знаешь. О, они страшные! Они все знают. От них не убежишь! Тихо. (Оглядывается по сторонам, продолжает тихим голосом.) Может, ты прав. Я понял. Меня вдруг осенило. А? Скажи? А? (Почти плачущим голосом.) Может, мне покаяться? А? Но в чем? А? Скажи? Научи. Я сам по своей воле ничего плохого за свою сознательную жизнь не сделал. А? В чем? Скажи только. Я не знаю, где я, сколько меня. Научи. Давай договоримся с тобой, я никому не скажу. Я никому не расскажу про договор. Слово благородного человека… Я им покажу другой договор, который мы подпишем просто так, для отвода глаз. А? А наш договор будет совсем другой. Научи меня. Покажи мне. Я со временем пойму. А ты пока не покидай меня. Да не только меня. Нас таких много.

Ведь вот сейчас я с тобой здесь, а на самом деле я там, то есть часть того — вокруг меня здесь. Я многим рискую. Давай заключим с тобой договор. А? Они будут думать, что ты выполняешь тот, фальшивый договор, а ты на самом деле будешь перед совестью связан только нашим честным договором. А? Это для тебя совсем неопасно. Это опасно скорее для меня. Да, для меня это очень опасно. Я рискую потерять все, даже жизнь, но я иду на это ради высокой идеи. Ах, все наши споры в основном из-за временного. Вот вы думаете, что бывает конец времени и начинается вечность, и будем мы и вы поделены навечно. От этого и ваш пафос. Ваше высокомерие по отношению к нам. Но вы не знаете одной вещи.

После конца времени будет и конец вечности. Конец всего. Не станет ни вас, ни нас, ни ничего. Что-то, конечно, останется, одно, или один, но кто — это пока неясно, вернее, ясно, нелепо, в каком объеме, даже не объеме, а… ну да ладно. У нас этим занимаются и открыли одну удивительнейшую вещь, которая…

ГОЛОС В РЕПРОДУКТОРЕЛегион!

ЛЕГИОН (замирает) Да.

ГОЛОСОсторожней. Продолжай, но осторожней.

ЛЕГИОННадоел мне со своими приказами. Плевал я на них! На все плевал! Вот так. (Отшельнику.) Я с тобой. Давай объединимся. Еще найдем единомышленников. Столько нас будет! Как представишь себе, что все мы временны, так просто хочется броситься в объятья друг к другу. Ты не бойся. Наш самый главный сюда сунуться не может. Он занял бы слишком много места. Я же тебе говорил, что это как электричество. Он размером вроде меня, но места занимает в неисчислимое количество раз больше. А Бог по твоей молитве попустил места только на мой размер. Могли бы кого и позаслуженней послать — Тьму, например, да места столько не попустили. А самому-то главному Бог вообще места здесь не попускает. Ведь все это — место Бога. Если дать место главному, то Богу придется настолько сжаться, что это уже будет критически предельный и опасный размер: можно потерять и упустить здесь, на земле, многое. Потом уже не возвратишь. Отпадут. Вот. И Он попускает нам немного пространства, когда считает это нужным. И давай… (Отшельник в этот самый миг начинает двигаться на Легиона, тот, оборвав монолог на полуслове, начинает отступать.)

ОТШЕЛЬНИКЭто место Бога! (Легион отскакивает в сторону.)

Это место Бога! (Легион отскакивает в сторону.) Это место Бога! (Легион отскакивает в сторону.)

(Легион скачет, скачет с нечеловеческой легкостью и отчаянием. Потом проваливается. Тишина. Долгая тишина. Отшельник с тяжелым вздохом опускается на колени лицом к залу.)

Давайте, братья, помолимся. Господи! Благодарим Тебя, Господи, что Ты есть, что Своим невидимым присутствием в любой точке Ты попираешь врага, что Ты даешь нам силу и ясность знать Тебя и не оставляешь нас в немощи нашей наедине с самими собой. Аминь. А теперь все идите. Идите. Идите.

(Прежде, чем занавес открывается, зал начинает наполняться людьми. Зрителями. Мужчинами и женщинами. О, мечта поэта! Грезы гимназиста! С передних рядов на сцену еще слышны запахи духов, одеколонов, помад, апельсинов, глаженых платьев; со сцены в первые ряды еще не доносятся пыль и запахи. Еще, еще, еще, еще, еще, еще ничего не случилось. Можно еще успеть поменять название — и, вправду, глупое название.

И все равно, самая правильная пьеса представляется мне следующим образом: выходит из-за кулис человек, доходит до центра сцены и падает в люк, в это время появляется второй человек, он тоже доходит до середины сцены и тоже падает в люк, потом появляется третий человек, и на середине сцены он падает в люк, потом четвертый падает в люк, потом пятый падает, потом падает шесток, потом седьмой, потом восьмой, потом девятый, десятый, одиннадцатый, двенадцатый, тринадцатый… Открывается занавес. Да, несколько слов о себе. Мне 32 года, имею жену и сына Андрея. Это не первая моя пьеса. Зачем я их пишу? Но ведь жизнь дается один раз, и надо мучительно прожить ее так, чтобы не жег позор.