Дмитрий Пригов - Места

Я бросаюсь наружу и снова выскакиваю на площадь. Бегу и вижу, как за толпой параллельно мне, не отставая, движется тот, с усиками. Конечно, он сам убивать не будет, он только выслеживает и наводит, соображаю я. Убийца кто-то из этих, окружающих. Судорожно оглядываюсь и понимаю, что убийцей может быть, практически, любой из этой толпы. И, вправду, сразу же на меня выскакивает какой-то страшный и ужасно-кривляющийся клоун. Я шарахаюсь от него. Потом прямо в глаза мне вглядывается непонятная старая и плохо одетая женщина. Я решаю прижиматься спиной к стенам домов, чтобы тем самым резко сузить маневр предполагаемых убийц и не дать им возможность зайти со спины. Стелюсь вдоль многочисленных стен, беспрерывно заворачивая в какие-то переулки, и вдруг оказываюсь в тупике. Передо мной высится гигантская сплошная стена. Я стараюсь отыскать на ней какие-либо выступы или впадины, чтобы взобраться наверх и улизнуть от убийц. Но нет, она до удивительности гладка, почти отполирована, как стены в том мраморном подземном помещении. Я разворачиваюсь, прижимаюсь спиной к холодному камню, и в это время в глаза мне ударяет яркое солнце.

— Ах да, — соображаю я, — ведь уже скоро закат, и это приморский край. Вон там море.

Обычная небольшая комната, видимо, в коммунальной квартире, знакомая мне по временам моего детства. То есть, не точно такая же, но очень уж похожая.

Ах да, я у кого-то в гостях. Видимо, у весьма близких родственников или хороших знакомых, так как лежу на кровати неприкрытый и в одних трусах, нисколько тому не смущаясь.

Просто отмечаю это для себя. Смутно припоминается, что гощу у каких-то своих теток. Двух или трех. Скорее, двух.

— Да, да, кто-то со стороны матери, — успокаиваю я себя. Больших подробностей припомнить не могу, да и самих теток нигде не видно.

Смотрю на неких странных, абсолютно незнакомых личностей, беспрерывно снующих вокруг, входящих и выходящих из комнаты. Присматриваюсь, но так никого и не узнаю. Они нисколько не смущены моим присутствием и достаточно фривольным видом. Даже не обращают на меня никакого внимания. Я успокаиваюсь — значит, все как надо. Расслабляюсь и лежу с закинутыми за спину руками, глазея в потолок.

Затем встаю, шлепая босыми ногами по холодному паркету, смутно поблескивающему в сумеречном свете, выхожу в коридор в поисках туалета. Начинается обычная мучительная история, многократно повторяющаяся во сне, вернее, снах. Именно во многих и часто повторяющихся снах — так вспоминается в данном сне.

Не могу нигде отыскать этот проклятый туалет. Ну, просто нигде — ужас какой-то! Мной овладевает беспокойство и суетливая поспешность. Отворяю бесчисленные двери, заглядываю в различные закоулки безумно разросшегося и усложнившегося жилого помещения, но безуспешно. Когда же, наконец, с облегчением нахожу нечто подходящее, то оказывается, что в нем не закрывается дверь. Вернее, две двери. И обе распахнуты в противоположные стороны. Да и унитаза не наблюдается. Непонятно, почему это представляется мне туалетом, но точно знаю, что да — действительно, туалет. Снова бросаюсь на безутешные и безуспешные поиски. Забредаю в какое-то другое помещение, быстро справляю малую нужду и обнаруживаю, что это кухня. Судорожно и опасливо оглядываюсь. К счастью, никого нет и никто не мог заметить мою оплошность.

Возвращаюсь в комнату, снова ложусь на кровать и несколько успокаиваюсь. Мимо шаркая проползает низкорослая женщина, оборачивается на меня с весьма ханжеским выражением лица. Она чуть-чуть кривит в усмешке рот и замечает:

— Да, неплохой у нас стриптиз, — у кого это у нас? По выражению ее лица и интонации понимаю, что она знает о моем кухонном проступке. Мне неприятно. Стыдно. Я хочу одеться, оглядываюсь в попытке отыскать свою одежду. Очевидно, она разбросана по всей комнате, но я нигде не могу ее заметить.

Тут замечаю, что моя кровать отодвинута от стены и за ней обнаружилась открытая дверь в соседнее помещение. Крупные обветренные люди, как будто только что с морской или нефтяной вахты в ватниках и с сиплыми голосами, огибая кровать с двух сторон, протискиваются сквозь эту дверь в дальнюю комнату.

Я пытаюсь выяснить, в чем дело. Люди же, не обращая на меня никакого внимания и нисколько не стесняясь моим присутствием, проникают в соседнее помещение, ступая огромными грязными сапогами уже прямо по моей кровати.

Каким-то образом выясняется, что за этой дверью официальный зал приемов, и он сдан некой достаточно крупной фирме. Люди озабоченно ходят, внося и вынося многочисленные стулья, скатерти, посуду и кушанья. От неловкости всего происходящего и предыдущего моего поступка я исполняюсь истерической требовательности. Прошу, требую показать мне организаторов. Люди машут рукой куда-то в сторону двери, распахнутой прямо на улицу. В сад. Выхожу и вижу группу таких же грубых и обветренных вахтовиков, но одетых все-таки поприличнее — на некоторых костюмы и даже галстуки. Они стоят группами, спиной ко мне, обмениваясь, видимо, какими— то тупыми, как мне представляется, шутками, так как временами все вскидываются в громком несимпатичном смехе. Я брожу за их спинами, пытаясь добиться у отдельных из них хоть каких-то разъяснений, но они не обращают на меня никакого внимание. Наконец, я вычленяю из всего этого грубого и неприятного скопления людей вроде бы самого главного, одетого в серый тесный костюм, при галстуке и шляпе.

— Это частное жилище, — кричу я ему, — вы не имеете права. Я буду жаловаться! — Кому жаловаться? Кто я здесь такой? Что за ситуация? Чей я гость в этой квартире? Где хозяева? Но меня уже несет. — Вы ответите за это! —

— Я тебе сейчас отвечу, — нагло и угрожающе отвечает он. И отворачивается. Я понимаю, что мой полуодетый вид вполне нелеп и что я никому ничего не докажу. В это время сзади подходит некто и, умиротворяя меня, сообщая тихо, на ухо, чтобы никто не слышал:

— Все улажено, мы договорились. В двенадцать расходятся.

Я успокаиваюсь, воспринимая это как свою победу.

Какие-то многочисленные и занимательные блуждания по неведомым городским местам, которые я отмечаю про себя (во сне же) как примечательные и которые, проснувшись (тоже решаю во сне) непременно нужно записать. Наконец, я попадаю во двор своего дома. Правда, он нисколько не напоминает ни один из тех, в которых я проживал за всю свою жизнь. Неважно.

В дальнем торце замечаю огромное серое скопление людей и мелкое постоянное мельтешение. Подхожу и вижу, что из двери, ведущей в подвал, по немногим, но крутым ступенькам, осторожно, приседая и пригибаясь наверху и высоко вздымая руки внизу, чтобы выдержать горизонтальное положение, на бесконечных носилках выносят многочисленные тела убитых. Порезанных.