Дмитрий Пригов - Места

В последней комнате обнаруживаю единственного жильца. Вернее, жилицу. Женщина, наподобие старухи в «Пиковой даме», сидит в глубоком кресле спиной ко мне и лицом к окну. Я останавливаюсь в дверях и жду. Рассматриваю комнату, замечаю разнообразные полки, уставленные множеством странных вещей. Это, видимо, всевозможные предметы обихода кошки, догадываюсь я.

Старуха оборачивается, странным образом почти выворачивая шею. Она смотрит прямо на меня, в то время, как все ее остальное тело с руками, сложенными на коленях, по-прежнему обращено в сторону окна. Из-за высоченной спинки кресла я не вижу ее рук, но точно знаю, что они сложены на коленях. Они морщинистые, с длинными когтеобразными пальцами. Лицо старухи висит ровно над спинкой кресла и улыбается. Я вижу эту странную улыбку и блестящие глаза. Кошка как раз примостилась у нее на невидимых мне руках.

Я продолжаю стоять. Женщина опять-таки весьма странным жестом, не поворачивая всего тела, одними руками протягивает мне кошку. Я прижимаю ее к груди и бережно несу на кухню.

Там, оказывается, идет ремонт. Покраска. Целое семейство здоровых веселых людей — мать, отец и взрослая дочь — с засученными рукавами энергично красят стены и ограду балкона. Кошка, оказывается, нужна, чтобы сверить краску с цветом ее шерсти. Нужно полнейшее совпадение. Радостный мужчина делает выкраску на боку кошки — краска идентична кошачьей шерсти. Мужчина удовлетворен. Кошка, свернувшись калачиком на моих руках, поглядывает по сторонам оживленной лисьей мордочкой. Я стряхиваю краску с ее бока — она на удивление легко спадает на пол мелким порошком. Отпускаю животное.

Мужчина выходит на балкон, приглашая туда же и меня. Выхожу. Он указывает на убогую покореженную металлическую цветочницу и говорит, что она совсем не подходит к общему прекрасному виду балкона и что ее следует сменить. Она и, вправду, напоминает проржавевший обод старой телеги. Я удивляюсь: откуда такое могло оказаться здесь, в регулярной городской обстановке. Но вспоминаю, что хозяйка дома чрезвычайно стара. Возможно, колесо было завезено во времена ее молодости или детства из их фамильного имения и все не было времени, или желания расстаться с ним.

Я даже представляю себе это идиллическое сельское место того старого, давно исчезнувшего дворянского быта. Маленький тенистый прудик, небольшая усадебка на вершине холма, что-то там еще… И картинка исчезает.

Мужчина говорит, что мы должны немедленно с ним отправить на покупку новой цветочницы. Мы и отправляемся.

Следом оказываюсь в маленькой безумно ярко освещенной, как некая операционная, комнате, наполненной большим количеством людей. Но все они, в отличие от меня, профессионалы, техники или инженеры в рабочих блузах. Оказывается, я должен лететь куда-то далеко. То есть даже очень далеко. По ходу дела выясняется, что и вовсе в космическое путешествие. Но в том нет никакой экстраординарности. Это вроде бы вполне уже опробованное дело, даже некий привычный обиход, рутинное занятие. Наподобие обыкновенного полета на самолете. Но я об том не слыхал и не очень понимаю, как все должно происходить. Оглядываюсь по сторонам, однако, без всякого смятения и, тем более, каких-либо признаков страха. Просто недоумение. Мне все объясняют.

Вместе со мной, оказывается, летит еще некто солидного телосложения. Он возится со своими вещами, спиной ко мне, наклонившись над каким-то узлом. Я взглядываю на него — он вполне спокоен и деловит. На большой белый пластиковый стол посреди комнаты кладут некое подобие огромного темно-синего спального мешка. Это и есть наше полетное устройство. Необходимо залезть в него и изнутри задернуть молнии. Первым залезает мужчина. Устраивается там, ворочаясь как медведь. Мне немного смешновато, но я сдерживаю улыбку. Следом оказываюсь в этом спальном мешке и я. Между нами помещают мой маленький чемоданчик и его непомерный узел. Я удивляюсь — и зачем это люди ездят с таким огромным и, в общем-то, ненужным количеством вещей. Задергиваем изнутри молнии и мгновенно засыпаем.

— Ах, да, — соображаю я, — это вот и есть тот самый полет.

Мне предоставлено отыгрывать роль Гитлера. Впрочем, это не театр, а простая дружеская компанию, почему-то устроившая такую вот инсценированную перебранку. Я делаю устрашающую гримасу, и все покатываются со смеху. Я сам просто переламываюсь в хохоте.

Но мне все это надоедает. Выхожу на улицу и бреду вдоль высокого берега, видимо, по краю южного моря.

— Ах, да, — вспоминаю я, — мы же с мамой и сестрой как раз отдыхаем на Крымском побережье. И вроде бы сегодня мы даже и съезжаем отсюда.

Бесконечно иду вдоль удивительно унылого, индустриально выглядящего пейзажа. Все пустынно и брошено. Очевидно, выходные дни или отпуск. Или просто заброшенные производства.

Вспоминаю, что за все время нашего отдыха не выказал ни малейшего желания искупаться и так вот, прямо-таки демонстративно, прохаживаюсь по унылому высокому берегу.

Дохожу до какой-то веселой компании молодых людей, одетых в весьма вольные купальные костюмы. Они выстраивают вдоль берега непонятную нитяную конструкцию на многочисленных колышках. Дальше просто не пройти. Девушка говорит мне, что пока еще можно пересечь эти плетения, но чтобы я поспешил, так как через полчаса это будет уже невозможно.

Ложусь на живот и по-пластунски начинаю ползти под этим густым, но и в то же самое время прозрачным нитяным плетением. Важно, просто жизненно необходимо не коснуться головой ни одной ниточки, что не так-то и просто. Трудно сказать, что может случиться, произойти, но ясно, что добром не кончится. Утыкаюсь прямо лицом в песок и, прорывая в нем глубокую канаву, ползу.

Когда поднимаю голову, оказывается, я давно уже миновал странное препятствие. Никого вокруг. Я у порога какого-то дома. Поднимаюсь, отряхиваюсь, вхожу внутрь. В доме пустынно. Пытаюсь отыскать свои вещи — ведь сегодня уезжать. Ничего найти не могу.

На улице раздаются голоса Я понимаю, что проник в чужой дом, и это может для меня кончиться весьма плачевно. Бросаюсь к двери и, прямо-таки сшибая с ног женщину и ребенка, бросаюсь наутек. За моей спиной раздаются отчаянные крики. Возможно кричат: держи вора! Возможно, и скорая погоня. Но это уже далеко. Я останавливаюсь и перевожу дыхание.

Тут меня начинает одолевать тревога. Я не помню, во сколько отходит местный автобус, на котором мы должны добраться до аэропорта. Часов у меня нет, так как я брожу в одних плавках. Кругом ни души, не у кого и спросить.

Медленно бреду назад и дохожу до мелкого ручья, как раз впадающего в море.