Дмитрий Пригов - Места

Связываюсь с ней по мобильному телефону. Она отвечает. Я говорю:

— Не бросай трубку. Подожди, — а сам кидаюсь из-за своего диспетчерского стола к той, дальней, на автобусной остановке. Теперь уже она, склонив голову вбок, замечает мое присутствие, но не делает ни малейшего движения, выказавшего бы испуг, либо желание объяснить что-либо. Свое приближение я вижу именно с ее точки зрения. То есть наблюдаю нарастание своей знакомой фигуры. Знакомой по отражению в зеркале, отмечаю я про себя. Но очень уж знакомая фигура!

Когда я совсем близко подбегаю ко второму воплощению моей приятельницы (это все уже с возвращенной в мое собственное тело точки зрения), она спокойно поднимает голову. И тут я вижу, что лицо ее светится нестерпимой яркостью, с некой неодолимой силой. Я опускаю глаза и все понимаю.

Я стою достаточно долго и все, все понимаю.

Огромное незнакомое помещение. Как всегда, прежде всего быстрым взглядом окидываю пространство. Оно немалое и уставлено большими прямоугольными, ничем непокрытыми столами — то ли столовая, то ли зал для каких-то официальных мероприятий. Ровный гул голосов.

— Понятно, перерыв, — понимаю я, оглядывая соседей по столу. Вернее, соседок.

Две незнакомые девушки сидят справа и слева от меня. Сам же я нахожусь в торце стола. Девушки весьма аккуратные и вполне симпатичной внешности. Я с удовлетворением отмечаю это про себя.

И тут оказывается, вернее, я обнаруживаю, что с невероятным видимым усилием запихиваю в себя огромный бутерброд, набитый листами салата, луком, чем-то еще, и смазанный какими-то соусами и помазками. Все это чудовищного размера, не влезает в рот, некой вязкой, неприятной, неопрятной на вид массой вываливаясь по сторонам бутерброда и падая на стол. Мне несколько неловко. Вернее, даже очень неловко.

Чтобы как-то исправить ситуацию, с набитым ртом начинаю рассказывать девушкам, что только что из Киева. То ли я родом оттуда, то ли просто зачем-то туда ездил, где, кстати, тамошний милиционер, уж и не припомню по какой причине, так ударил меня огромным кулаком в лоб, что я отлетел к стене соседнего дома. Девушки вежливо реагируют. Я сам, охотно посмеиваясь собственному рассказу, несколько успокаиваюсь.

Одна из соседок, чуть наклонившись ко мне, полушепотом сообщает, что у нее как раз с собой мешочек той самой киевской марихуаны. Что значит — киевской? Что значит, той самой? В подтверждение она вытаскивает из черной кожаной сумки мешочек, распускает стягивающую бечевку и показывает измельченное содержимое. Я вежливо заглядываю и сразу же признаю известную травку — запах вполне знакомый. Другая девушка куда-то исчезла. Я смотрю вдаль, но не вижу ее. Наверное, отошла в туалет.

— А у нее, — сообщает подруга, — подмосковный сорт. Несколько похуже, но зато и дешевле, — я согласно киваю головой, ничего в этом деле-таки не понимая.

Тут мной овладевает вполне объяснимая тревога. Я оглядываюсь по сторонам. Даже неловко выворачивая голову, пытаюсь заглянуть себе за спину. И словно вызванные этой моей нервозностью, порожденные ею, вдали возникают два огромных милиционера. Они направляются прямо к нам. Я в смятении. Не знаю, то ли они обнаружили злосчастную марихуану, то ли вычислили меня как того самого киевского смутьяна. Они приближаются, приближаются, приближаются…. Наконец, вблизи я вижу только их блестящие, собранные огромной гармошкой сапоги. Точь в точь такие, какие я сам, в свою бытность советским скульптором, лепил их у огромных пятиметровых глиняных солдат времен Великой Отечественной войны. Лепил их не один, а совместно со скульптором Орловым — про себя, но для пущей честности отмечаю соавторство приятеля. Вижу и гигантские разлетающиеся полы их шинелей.

Милиционеры подходят совсем вплотную. Первый, ближний из них, протянув руку прямо над моей головой, отчего я инстинктивно отшатываюсь в сторону, открывает металлическую дверцу в большом квадратном столбе за моею спиной.

— Ну да, конечно же, — догадываюсь я, — там ведь электрический распределительный щиток. А они ответственны за расход электричества в школе.

Наконец-то я все понимаю. Все становится на свои места. Это — школа. Занятия закончились. Народ разошелся. Все вещи и столы сразу куда-то подевались. Я даже не успел заметить, как зал мгновенно опустел. Необыкновенно пусто, как не бывает даже при простом отсутствии людей.

Я стою один и не могу обнаружить свои две сумки. Вроде бы их было две, пытаюсь я припомнить. Да, две и достаточно большие. Я в смятении — там ведь все мои документы, деньги, вещи. Хотя, какие документы? Какие деньги? Я ведь в школе. Но ведь и вполне, вроде бы, в солидном возрасте. И все вокруг отнюдь не детишки.

— А-аа, — опять догадываюсь я, — это, видимо, институт. Тоже ведь учебное заведение. К тому же поминалась какая-то квантовая механика, которую в школе, вроде бы, не изучают.

В самом дальнем углу зала вижу маленькую дверь, очевидно, ведущую в подсобное помещение. Иду туда. Нагибая голову у низкой притолоки, вхожу и внутри полутемной комнатки обнаруживаю обе свои сумки. От сердца сразу же отлегает. Я чувствую необычайное облегчение.

Выношу сумки на свет. Они прозрачны. То есть, сквозь их пластиковые стенки проглядывают два огромных бутерброда, подобных тому, который я уже съел на глазах у девушек. Быстро оглядываюсь. Мне опять неловко. Но никого поблизости нет. Абсолютная пустота.

Поспешаю на улицу и тут вспоминаю, что не знаю, надо ли снова приходить сегодня в школу после обеда. То есть будут ли занятия во второй половине дня. Оглядываюсь, в надежде выяснить у кого-нибудь. Но вокруг тоже удивительно пустынно и тихо. Прямо как в каком-то пригородном местечке.

Вон и все домишки низкорослые. Из-за невысоких деревянных заборов свисают на дорогу многочисленные деревья.

Я снова оглядываюсь. На противоположной стороне улицы, через которую перекинут тоненький изящный виадук, виднеется один-единственный удаляющийся сутулый прохожий в длинном сером пальто и с опущенной головой, на которую нахлобучена прямо по уши разлапистая зимняя ушанка, несмотря на вполне еще теплую ранне-осеннюю погоду. В невероятной нервозности, стараясь не упустить эту единственную среди безлюдной улицы человеческую фигуру, бросаюсь на виадук и в дикой скорости, чуть было в самом торце не проскакиваю поворот на ведущую вниз лестницу. С ужасом представляю, как бы я рухнул вниз с огромной высоты через маловразумительную металлическую оградку моста.

Я отлавливаю кошку. Кошка не моя. Да и, вообще, я в чужом дому, но, видимо, либо родственник хозяевам, либо их хороший знакомый. Во всяком случае, чувствую себя как дома. Брожу по большим светлым пустынным комнатам, выкликая кошкино имя, не помню, какое. Помню только, что очень странное.