Хэнк Грин - Совершенно замечательная вещь

— Нет. — И вдруг, неожиданно для себя, я расплакалась. — Я чувствую, что должна знать, но не знаю. Как я умудрилась угодить в центр этой истории?

— Извините, с этим будет трудно жить. Всякий раз, когда вы обвиняете себя в том, что выжили, что вы единственная, кого спасли, пожалуйста, помните, насколько я глубоко, глубоко благодарна за то, что вы живы. Я с первого дня видела в вас союзника и, честно говоря, расстроена, что наша первая встреча проходит при таких обстоятельствах. Хотите что-нибудь еще мне сказать?

У меня на лбу словно горела неоновая вывеска: «ЛГУНЬЯ».

— Спасибо, что пришли и были так добры со мной, — поблагодарила я дрожащим голосом.

— Что ж, если еще что-то вспомните, у вас есть мой номер.

Удивительно, но так оно и было.

— Вас ждет потрясающее будущее, — продолжила президент. — Вот увидите.

Потрясающее будущее, говорите? Как же она ошибалась.

Робин вошел в палату сразу после того, как она ушла. Его задержали агенты Секретной службы, которым он и передал флешку с видео.

— Энди уже едет за этим, — показал он мне карту памяти.

— Скажи ему сразу садиться за монтаж, но до завтрашнего дня ничего не выпускать.

— Ты как? — спросил Робин.

На секунду я задумалась. Чувствовала, что ответ должен быть честным.

— Кажется, нормально? В смысле не могу понять, в порядке я или нет. Кто-то пытался меня убить, Робин.

— Я знаю. — Он посмотрел мимо моей кровати в окно.

— Спасибо, что не сказал мне, какая я идиотка.

— Полагаю, ты уже в курсе.

— Да уж.

Робин принялся копаться в сумке в поисках ноутбука.

— Хочешь послушать некоторые твиты?

— Ой, ну я даже не знаю…

Он улыбнулся печальной улыбкой. А через мгновение открыл ноутбук и стал зачитывать мне ответы на твит, который я опубликовала этим утром. Теперь пост собрал больше лайков, ретвитов и ответов, чем все, что я когда-либо выкладывала.

Когда Робин читает ваши комментарии и твиты, это чистое наслаждение. У него великолепный голос, удивительное произношение, и, конечно, он пропускает все неприятное.

— Кортни Андерсон: Мы все думаем о тебе, Эйприл. Ты так сильно веришь в человечество даже в столь темный день, как этот. Спасибо, что поделилась этой силой.

Я так расслабилась, что глаза стали закрываться.

— Этот человек только что отправил тебе где-то двадцать пять смайликов, — продолжал Робин. Затем: — О, этот тебе понравится. Спайдермен-и-Снейп пишет: «Я весь день смотрел новости, но этот твит — единственное, что сейчас для меня важно. НЕ БОЛЕЙ, ЭЙПРИЛ МЭЙ!» — После паузы он продолжил: — Это от Сома. CMDRSprocket пишет: «Все просто повторяют старые аргументы или болтают о какой-то ерунде. Спасибо за то, что ты просто человек».

— Да, этот… — пробормотала я.

Он все читал мне до тех пор, пока я не уснула.

Когда проснулась, в палате уже был Энди. В последнее время приятель казался усталым. Но сегодня даже больше, чем обычно. Он опустился на стул рядом со мной, все тот же худющий парень, но согнутый под тяжестью невидимого груза.

— С тобой все в порядке? — спросил он, увидев, что я не сплю.

— Да. Говорят, через несколько недель буду как новенькая.

— Внутри тоже?

— Думаю, да.

Вопрос «как ты?» не был для Энди Скемпта обычным делом. Он не из тех парней, которые безразлично спрашивают других людей, как они себя чувствуют. Но опять же, не каждый день прямо у вас на глазах кидаются с ножом на вашего лучшего друга. Пока я размышляла над этим, Энди нарушил затянувшееся молчание:

— Эйприл, я его убил?

Перед глазами встала картинка: я гляжу вниз на груду одежды, мокрую и грязную.

— Нет. Нет. Президент сказала, это был не ты. — А потом что-то впервые щелкнуло в моем мозгу. — Энди, ты испугался.

Он слегка дрожал, спрятав лицо в ладони. Не плакал, а просто дрожал. Я представила, как он стоит посреди улицы в паре ярдов от Карла, совсем один, покрытый липкой жижей, которая осталась от Мартина Беллакура.

Энди посмотрел на меня так, будто я его тем же ножом ударила. Он прошептал:

— Господи, Эйприл, конечно, я испугался.

До меня дошло, что он принял мои слова за обвинение, что я подвергла сомнению его храбрость.

— Нет, я не о том. Ты из дома-то выйти боялся, чуть не завывал. Но когда этот парень на меня бросился, ты…. — Я начала плакать.

Не красивыми слезами, которые красноречиво сказали бы Энди, как я тронута и поражена тем, что он первый и единственный человек, который действительно бросился мне на выручку. А шумно, безобразно. Со всхлипами и рыданиями. Стонами. Энди, болван, тощий клоун, поднял свою бесценную камеру и обрушил на голову человека. Да, уже видоизмененного человека, но все же.

Я думала обо всех этих вещах, но вместо того, чтобы произнести их, я издавала громкие ужасные звуки. Я свернулась в позу зародыша, отчего спину обожгло болью и закричала еще громче. Энди встал убрать мне волосы и утешить. В тот момент, когда он дотронулся до меня, я схватила его, как утопающий соломинку, потянула на больничную койку и заляпала его чистую рубашку своими слезами и соплями.

— Ты гребаный милый придурок, это был самый смелый поступок, который я видела в жизни. Ты спас меня. Ты спас меня. Ты спас меня. — Я знала, это не совсем так, но думаю, он понял, что я имела в виду. Думаю, что и вы тоже.

На следующее утро в больнице были все. Родители, Дженнифер Патнэм, Энди, Миранда и Майя. Даже фельдшер Джессика заскочила поздороваться. И хотя все определенно пришли, чтобы меня увидеть, они явились в одно и то же время, потому что ожидался визит президента с прессой. Суточный видеомораторий означал, что у нас было немного свободного времени, чтобы подготовиться и (смею сказать) расслабиться за несколько часов до ее появления.

Я около часа провела наедине с родителями, что только приветствовалось. Они изо всех сил старались держать лицо и не показывать мне, как ошарашены (что им, конечно, не удавалось). До этого момента мне в голову не приходило, что я принимаю решения, которые так глубоко их затронут.

Они болтали о медовом месяце Тома и своих странных соседях и делали все возможное, чтобы это выглядело как обычная беседа родителей с ребенком. Знаете, чего они не сделали? Они ни разу не спросили: «О чем ты думала?!» Не потому, что знали ответ или сами все поняли, — навряд ли. Они не спросили об этом, потому что уж точно я не сама себя ранила, а когда радикальный экстремист наносит удар кому-то в спину, единственный виновный — это сам радикальный экстремист.

— Но ты вот-вот встретишься с президентом! — воскликнула мама, пытаясь снова увести разговор от той части, где ее дочь почти умерла.

— Вообще-то вы тоже ее увидите, — напомнила я ей.

— Но это не то же самое: она пришла к тебе из-за того, что ты сделала!