Хэнк Грин - Совершенно замечательная вещь

— Но наверняка же есть другие записи? — Не удивлюсь, если кто-то вел прямой репортаж с места событий.

— Есть, но это нечеткие картинки с телефонов. Ни у кого не оказалось такой хорошей камеры, как у вас. Пожалуйста, пойдите навстречу.

— Но через двадцать четыре часа мы сможем опубликовать наше видео и вы не захотите его пересмотреть или помешать нам его транслировать?

— Эйприл, я не дура. Я знаю, что такое Интернет, невозможно сдерживать информацию. Плюс есть Первая поправка. Это одно из самых важных правил.

— Я немедленно доставлю вам запись, — сказала я. — Куда везти?

— Сюда, — сказала она.

— Прямо сюда?

— Я бы не стала без нее уходить.

Я достала телефон и позвонила Робину:

— Робин, мне нужно, чтобы ты сделал копию сегодняшней записи Энди и принес ее мне в больницу.

— Уверена?

— Президент здесь. Мы заключили… — Я посмотрела ей прямо в глаза. — Мы заключили сделку. — Она мне улыбнулась.

— Приеду через двадцать минут, — пообещал он.

Я повесила трубку.

— Двадцать минут, — сказала я президенту Соединенных Штатов Америки.

— Что ж, мы должны еще кое-что обсудить. Я разговаривала с вашими врачами, и они сказали, что вы можете пойти домой, но я хотела спросить, вы не задержитесь еще на день, чтобы завтра я могла прийти с прессой? Они зададут вам несколько вопросов, в основном сделают снимки и видео того, как я захожу и говорю с вами. Мне нужно показать, что я не сижу сложа руки, иначе все скажут: «Где президент в этот трудный час? Да небось играет в свой шаффлборд или у нее месячные!» Я не виновата, что мне так нравится шаффлборд. Я всегда говорю: сложите все время, которое другие президенты проводили на поле для гольфа, и скажите, что мой шаффлборд вредит Америке.

Я рассмеялась.

— Что? — спросила она.

— Не знаю. Вы… — Я чувствовала себя глупо, но сказала: — Вы действительно обычный человек, не так ли?

— О, Эйприл, я думала, вы лучше всех знаете, на что это похоже. Но я понимаю. Это называют эффектом офиса. Трудно увидеть человека за его статусом. На самом деле я старательно создаю этот образ. Это входит в мои обязанности.

Поразительно, насколько мы с ней похожи. Может, я и правда могу сойтись с той, кто живет больше как символ, а не человек.

— Так что скажете? — спросила она.

— Хорошо. Так вы придете завтра?

— У меня кое-какие дела в городе. — Она имела в виду Нью-Йорк. — Раз именно здесь на вас напали, логичнее и мне тут оставаться. — А потом, даже не переведя дыхание, президент перешла на другую тему: — Эйприл, я лично введу тебя в курс дела. Обычно это делает кто-то другой, но раз уж у нас есть немного времени и я привыкла не тратить его зря, то расскажу сама. Твоего нападавшего звали Мартин Беллакур. Он действовал один, в том смысле, что у него не было финансовой или материально-технической поддержки, но он был частью скоординированной сети и общался с другими террористами. Если вы жаждете узнать мотив, чего я бы вам не советовала, но понимаю, что удержаться сложно, и не знаю, чем смогу вам помочь. Он был осужден за домашнее насилие и много лет жил один. Первоначальные сообщения о том, что Мартин много с кем ругался в Сети, были не очень связными, но он явно был злым человеком, который верил, будто наш мир прогнил. Мы мало знаем о Карле, но теперь известно: он способен делать то, что выходит за рамки человеческих возможностей. Химическое преобразование тела Беллакура определенно подпадает под эту категорию и поэтому по закону будет классифицировано как убийство. Это очень странно, но когда в нашем обществе убивают человека, то положено открывать уголовное дело, даже если убийство явно оправданно. Вот и сейчас придется. Мы решили действовать так, будто нью-йоркский Карл — человек со свободной волей, и закон будет относиться к нему именно так.

— Что это значит? — спросила я.

— Что проведут слушание, и судья решит, будет ли штат предъявлять обвинения Карлу. Если да, то нас ждет судебное разбирательство. Когда один человек лишает жизни другого, это убийство, но если оно не было преднамеренным или непростительным, то его можно квалифицировать как превышение самообороны. У нас классический случай оправданного убийства, и мы ожидаем, что любой судья в Америке решит так же. Я хочу, чтобы вы поняли: это просто процесс, а не попытка сделать из нью-йоркского Карла козла отпущения.

— И все?

— В основном — да. — Она сделала паузу. — Также, Эйприл, прошу прощения, но я должна спросить: вы общаетесь с Карлами?

— То есть?

— У вас есть способ общаться с ними? Или, менее конкретно, обладаете ли вы какой-то особой информацией?

— Так вы тоже не знаете, — сказала я.

— Что?

— Почему он спас меня, а не всех этих людей.

— Нет, Эйприл. Извините.

— Я тоже не знаю, — честно сказала я, избегая предыдущего вопроса, который мог привести к неловкому разговору о гигантской руке робота / соседке по комнате, которой я недавно обзавелась, и к фрагменту Сна, который видела я одна.

— Пожалуйста, Эйприл, не умалчивай ни о чем, нам нужно знать.

Итак, на чьей стороне вы окажетесь в такой ситуации — вашего нового лучшего друга, самого влиятельного человека в мире? Или космического пришельца, который вчера спас вам жизнь?

После долгой паузы я решила все-таки признаться:

— У меня Сон другой.

Она ничего не сказала, и я продолжила:

— У всех во Сне ни один объект никогда не двигается, если ты сам его не перемещаешь. Но в моем есть самолет 767, и он приземляется в городе. Мы думаем, это последний ключ, способ раскрыть весь ребус. Насколько нам известно, доступ к нему только у меня. Так что мы сохранили эту информацию в полном секрете.

Президент завороженно смотрела на меня.

— Вы поступили правильно, — наконец сказала она. — Вы предпринимаете попытки решить эту последовательность? — Я слегка удивилась, услышав, что она использует правильный термин.

— Да, но пока далеко не продвинулись. Многие из последовательностей очень трудно решить, если у вас нет специфических знаний.

— У нас есть дешифровщики, если вам нужна помощь. Но, Эйприл, когда решите эту последовательность — я должна выразиться очень четко, — не предпринимайте действий в отношении того, что обнаружите, не посоветовавшись с нами в первую очередь.

— Думаю, я уже усвоила урок.

— Я тоже так думаю, но, пожалуйста, пообещайте.

— Если мы решим последовательность, я ничего не предприму, не поговорив с вами, — сказала я. Вполне безопасное обещание. Как бы мне ни нравилась идея играть важную роль в происходящем, я осознала, что меня никто не учил быть представителем своего вида. — Но, — добавила я, — можно будет мне потом присоединиться к процессу?

— Да, Эйприл, я бы хотела, чтобы вы в этом участвовали. Осталось ли что-нибудь еще, чего вы нам не сказали?