Элиф Батуман - Идиот [litres]

До этого лета я почти ничего не знала о Битлз. Я не знала, почему важно носить прическу «под битлов» и что это вообще за прическа. Когда кто-то из старших заводил при мне разговор о Битлз, я просто переставала слушать. И это никогда не имело никаких последствий. Я считала, что так и проживу всю жизнь. Но Битлз оказались неизбежными – как алкоголь или смерть.

– А что если тебе разучить с детьми пару песен Битлз? Это наверняка будет весело, – сказала Маргит в первый же день. Когда я ответила, что не знаю ни одной песни Битлз, она попросила одну из учениц дать мне послушать сборник хитов на двух кассетах «Макселл» с вкладышами, где шариковой ручкой были аккуратно выведены названия песен.

Битлз меня озадачили – озадачило противоречие между их бойкими, как бы невинными трелями и скрытым за ними расчетливым, циничным мировоззрением. Всякий раз, делая приятно своей девушке, они ведут подсчет, возмущаются, что ей все нужно объяснять, и ждут от нее ответных приятностей [63] Речь идет о песне Please Please Me. . А потом принимаются рассказывать, что им приходится работать, как собакам, ради денег на подарки для нее, и взамен она должна отдать им всё [64] Речь идет о песне A Hard Day’s Night. . А если не отдаст? А если она не знает как?

Особенно меня обескуражила песня «Семнадцать» из-за строчки, начинавшейся словами «и выглядела она…» [65] Речь идет о песне I Saw Her Standing There. , – я ожидала, что дальше будет «не по возрасту», а вместо этого – или мне послышалось – они спели «не парой своему парню» [66] Да, Селин послышалось. На самом деле в песне поется «А вид у нее был – ни с чем не сравнить». . Я была глубоко поражена неравноправием между ней и ее парнем, которое делало ее уязвимой для Битлз, и хотя она, судя по всему, уже была подавлена и унижена, ее обманом заставили идти гулять с недостойным человеком. В то же время ей всего семнадцать, а она уже с каким-никаким, но парнем, – это значит, что возраст не может служить мне оправданием – оправданием неспособности вдохновить кого-нибудь на вождение моей машины, рассказать Битлз то, о чем они хотят знать, вызвать в них или в любом другом человеке чувства, которые они описывают, и которые Иван, должно быть, испытывает к своей девушке – восемь дней в неделю.

Маргит повела меня в гости к своей бывшей ученице Юдит, которая теперь говорила по-английски не хуже Маргит, но всё равно упорно хотела продолжать уроки.

– Юдит очень умная девушка, – сказала Маргит с недовольным видом. – Она столько читает – на английском, на немецком, на многих языках. Она для меня слишком продвинутая. Мне больше нечему ее научить.

– Это история успеха, – ответила я: именно так сказала бы мать.

– Да, – произнесла Маргит с сомнением. – У нее огромный аппетит к учебе. Она будет рада с тобой пообщаться. Но я не останусь.

Мы застали Юдит с книжкой на диване рядом с окном, выходящим на пустой участок, который отделял дом ее родителей от железной дороги на окраине. Стопки книг лежали повсюду – на кофейном столике у дивана, на телевизоре, на окне эркера, на полу между диваном и стенкой.

Когда мы вошли, Юдит встала. Она оказалась еще выше меня, где-то за метр восемьдесят. На ней был мешковатый спортивный костюм, который закрывал ее тело, но выставлял на показ худющие запястья и лодыжки. Толстые очки увеличивали ее удивительные глаза – серые, с розовыми ободками, почти пульсирующие.

Ее мать принесла нам на подносе лимонад; мать чем-то сильно походила на Юдит, хотя внешностью, в отличие от нее, обладала вполне заурядной. Юдит сдвинула в сторону какие-то книги, в том числе ту, что читала сейчас – «Мельница на Флоссе» [67] «Мельница на Флоссе» – роман Джордж Элиот (псевдоним Мэри Энн Эванс, американской писательницы XIX века). .

– Хорошая книжка? – спросила я.

– Да, интересная. Только приходится часто лазать в словарь, – своей противоестественно длинной, худой рукой она взяла стакан лимонада.

– Ты читаешь для учебы?

– Не совсем. Я весной бросила занятия.

Юдит училась в академии авиации, поскольку с детства мечтала стать летчиком, но мечта оказалась неосуществимой из-за лишнего сантиметра в ее росте – она была слишком высокой даже по мужским меркам. Я сделала сочувственное лицо. Она посмотрела на меня своими огромными слезящимися глазами.

– Конструкция кабины пилотов, – объяснила она.

– Ты поэтому бросила занятия?

– Нет. Я училась не на летчика, а на авиадиспетчера.

– И это… это не доставляло тебе удовольствие?

– Удовольствие? – она слегка нахмурилась. – Я ушла из-за зрения. У меня всегда были проблемы с глазами. Раз в пару лет мне нужна операция. Последний раз оперировали прошлой зимой, и я уже сейчас прохожу проверку зрения с большим трудом, даже в очках.

Я пыталась придумать, что сказать человеку в ситуации, которая сильно отличается от моей, представляется куда более серьезной. Мне пришли в голову слова «чертовская незадача» – люди в британских романах так называют военные трагедии.

– Да, ужасно не везет, – произнесла я вслух.

– Я воспринимаю это по-другому, – сказала Юдит. – Лучше бросить занятия сейчас, чем выпуститься, стать диспетчером и угробить самолет, не заметив его в тумане.

– Осенью, – продолжала она, – я начну работать в экспортно-импортной фирме у дяди. Там мне языки пригодятся, – кроме английского, она знала французский, немецкий, а сейчас учила итальянский.

– Ты была где-нибудь еще в Европе, кроме Венгрии? – спросила она.

Я ответила, что каждый год езжу в Турцию навестить родных, и что в Венгрию прилетела из Парижа.

– У тебя там тоже родня?

– Нет, я ездила с друзьями.

– Со своим парнем? – спросила она. Опять мои парни!

– Нет, – я рассказала о Светлане и о Робин с Биллом. Мне показалось, что по мере моего рассказа Юдит становится прохладнее, и как выяснилось, я не ошибалась.

– Не понимаю, зачем твою подругу пригласили в эту поездку, – сказала она. – Если бы мой парень увлекся другой девушкой или другая девушка – моим парнем, я не стала бы звать ее составить нам компанию на каникулах.

– Но Светлана и Робин – подруги. Они дружат уже много лет, еще с тех пор, когда никакого Билла в помине не было.

– Не согласна. Будь она и впрямь подругой, не поехала бы в Париж и не стала бы рассказывать тебе все эти вещи, – после ее слов мне сделалось стыдно и я задумалась: где я совершила ошибку? Что поехала в Париж, что знала эту историю, или что рассказала ее чужому человеку?

Услышав машину Дьюлы, я ощутила облегчение. Маргит куда-то повела детей, и меня забрал он. Когда мы приехали, дом стоял пустой. Я начала было подниматься наверх, но Дьюла подвел меня к столу, отодвинул стул, и не успела я опомниться, как он снова принес виски.