Элиф Батуман - Идиот [litres]

– Нет, нет, оно очень старое. Мы посмотрим на кости.

– А, динозавр.

– Нет, не динозавр.

– Как оно называется по-венгерски? – Сначала мне показалось, что она не хочет мне отвечать, но я повторяла вопрос, пока она, посмотрев мне в глаза, не произнесла громко и с расстановкой: – МАММУТ.

Маммут проживал в длинном желтом особняке, где когда-то обитали венгерские аристократы. Свет внутри не горел. У пыльного окна пожилые женщины в черных исторических юбках и белых передниках складывали простыни. Когда мы появились, две из них отложили свою простыню и повели нас по музею, одна шла впереди с фонарем и включала свет, а вторая шла сзади и выключала. Время от времени одна из них принималась уговаривать нас купить одну из монографий с латинскими заголовками – монографии они таскали в карманах передников. Сначала Рени вежливо отказывалась, а потом, к моему удивлению, на них наорала, впрочем, женщины, похоже, не обиделись.

В секциях геологической, петрологической и минералогической истории Дьёндьёша мы долго не задерживались – они явно чем-то раздражали Реми, и она шагала, не оглядываясь. Но стоило нам добраться до папоротников, ее лицо озарилось, а в зале с насекомыми она вообще впала в транс.

– Я люблю природу! – сказала она, вздыхая и глядя на древнего навозного жука. Она знала латинские названия всех насекомых и спрашивала, как они называются по-английски. Я смогла припомнить только божью коровку.

Мы дошли до позвоночных.

– Ох, какой милый ! – тихо произнесла Рени у стенда с ежиком. Ежик и впрямь был симпатичным – правда, не менее усопшим или убитым, чем животные в доме Маргит.

Остановившись в темном дверном проеме, женщина подняла фонарь, и мы разглядели, что свет отблескивает от огромной груды бледных костей в форме арки. Потом она зажгла электричество, и перед нами – мамонт, стоящий у зеленой бархатной шторы на приподнятой платформе и без ограждений, можно было пройти прямо под его изогнутыми бивнями, каждый – размером с человека. Не обремененные плотью или мехом, его ребра выглядели весьма изысканно – высокие, дугообразные, мраморно-белые, – каждое напоминало изящнейший мост. О Маммут-Бей, ты должен знать, что я всегда жду не дождусь встречи с тобой, даже сейчас.

На обратном пути мы вышли из автобуса раньше, чем нужно, и очутились на перекрестке с ресторанчиком, автозаправкой и указателем «Каль, 6 км». Я предложила дойти пешком, но Рени возразила, что шесть километров – это очень далеко, и что я устану.

– У меня идея, – сказала она. – Телефон моего парня.

– Телефон твоего парня?

– Это всего километр. Пойдем.

Мы свернули с трассы и зашагали по узкой мощеной дорожке, которая потом превратилась в грунтовку. Примерно через полчаса мы приблизились к оранжево-коричневому дому с табличкой «злая собака». Рени постучала в калитку. Страшный черный пес с похожей на кулак мордой выпрыгнул из сарая, ринулся через двор и, истекая слюнями, бросился на ограду.

– Ну, Милорд! – Рени просунула руки через калитку и схватила пса за голову, чтобы он не смог – хоть и явно был бы не прочь, подумала я, – вонзить зубы в ее персону. Он заколотил задними лапами воздух. – Милорд хороший пес, – сказала Рени. С ее запястья капала слюна.

Из дома вышла женщина с пластиковым ведром белья, но заметив Рени, нахмурилась и вернулась внутрь.

– Это мать моего парня, – сказала Рени. – Она меня не любит.

Я кивнула.

– Но она бессильна, – продолжала Рени. – Ее сын меня любит. Сейчас она его позовет.

– А мать твоего парня не позволит нам позвонить? – спросила я через несколько минут.

– О нет! – ответила Рени. – Она думает, что я… очень плохая девушка. Не знаю, как это будет по-английски, – она не отпускала голову пса, который издавал низкие рычащие звуки. Я вызвалась постучать в дверь и спросить, нельзя ли позвонить мне , но Рени сказала, что мать очень подозрительна и подумает, что я тоже плохая.

– Мой парень знает, что мы здесь, – она покосилась на верхние окна. Потом отпустила пса, и тот тут же зашелся в истерике. Рени швырнула горсть гравия в направлении окон. Один из камешков попал в Милорда. Тот не оставил это без внимания. Рени перегнулась через калитку и стала было открывать задвижку с той стороны, но бросив взгляд на пену, летящую из пасти Милорда, передумала. – Лаци! Лаци ! – выкрикнула она, потом повернулась ко мне. – Ты тоже зови.

– Лаци! – позвала я.

– Мы должны громче , – сказала она. – Вместе. Раз, два, три.

– ЛАЦИ! – заорали мы. – ЛАЦИ!

Вышедший на крыльцо парень – оливковая кожа, полногубый, уложенные гелем волосы – на вид был старше шестнадцати. Из пышной нагрудной растительности в глубоком вырезе майки виднелся золотой крест. Рени объяснила ему про автобус и телефон. Лаци облокотился на ограду крыльца, и к калитке, кажется, идти не собирался. Снова появилась мать. Они с Рени принялись орать друг на друга. Потом Лаци что-то сказал, и мать ушла в дом. Рени и Лаци обменялись репликами. Поза Лаци оставалась расслабленной, а голос – ленивым.

– Он говорит, что нам позвонить нельзя, – голос Рени дрожал.

– А здесь есть где-нибудь автомат? – спросила я. – У меня карточка.

Я купила ее, когда мы с Маргит ходили в магазин, но так пока и не пользовалась.

– О – карточка! – воскликнула Рени и что-то прокричала Лаци. Тот вздохнул и исчез в доме, потом неторопливо вышел и через ограду передал Рени карточку.

– Мы твоей карточкой не пользуемся, – объяснила Рени, – потому что ты гость!

Минут за пять мы дошли до автомата, и Рени набрала номер Маргит, чтобы попросить ее нас забрать.

– Это был муж Маргит, – сказала она, повесив трубку. – Это не очень удобно. Мы много спорим, потому что я ненавижу охотников, – она вздохнула. – Ладно, я пойду. А ты жди здесь.

Я спросила, куда она собралась. Рени ответила, что карточку нужно вернуть, поскольку это – карточка матери. Она зашагала по длинной прямой дороге назад к дому. Когда она отошла метров на сто, я заметила вдалеке бегущую фигуру. Когда фигура приблизилась, я узнала в ней Лаци. Рени остановилась. Он продолжал бежать ей навстречу. Я теперь разглядела, что травянистый склон по другую сторону дороги спускается к табачному полю. Вернувшись к телефонной будке, Рени вся сияла. Лаци снова стал милым.

– Ты должна сесть вперед, – сказала Рени, когда появился Дьюла на «Форде». – Мне там неудобно.

Лаци стоял у обочины и махал рукой.

– Пока! – крикнула Рени, забираясь на заднее сидение. – Пока!

Дьюла, похоже, не злился, что ему пришлось ехать за нами, и не волновался по поводу взглядов Рени на его образ жизни. В машине он задавал ей множество вопросов и громогласно смеялся ответам.