Коллектив авторов - Искусство революции

Разложение семьи.Говорят, прочная семья — прочное государство. Получается, что государство похоже на семью, но не наоборот ли — не семья ли — это государство в миниатюре? По нашему мнению, так наоборот: буржуазное государство требует и воспроизводит буржуазную семью (в том числе и через буржуазную Школу!), феодальное — феодальную, крепостническое, как в условиях России (и не только!), — семью крепостническую. Потому что государство — это более общий, широкий, обобщённый уклад общественной политической, разделённой на классы жизни, и он, естественно, воспроизводит себя в самом главном носителе и воспроизводителе этого самого общества — в семье и семейных отношениях (и системе воспитания и Школы вообще, в целом!). Естественно, что и семья и школа тоже, в свою очередь, во всех отношениях, и консервируют, и воспроизводят и общество, и государство тоже! Именно поэтому современная российская семья и школа и воспроизводят собой часто то ужасное, падшее, отчаянно-разорванное и бездушное, жутко жестокое состояние, в котором пребывает всё российское общество и в том числе и его временный «заводила» — господствующий буржуазный класс. Автор «Пошехонской старины» начинает своё повествование именно с рассказа о своей семье. Да и была ли это семья вообще? И если это была она — то что же тогда такое семья вообще? Щедрин пишет: «…Мы только по имени были детьми наших родителей, а сердца наши оставались вполне равнодушными ко всему, что касалось их взаимных отношений» (с. 28). Потому что и взаимоотношений-то — настоящих, подлинных, человеческих, родных — не было, а были бесконечные супружеские и межродственные свары, которые не вызывали в детях никакого иного чувства, кроме безотчётного страха перед матерью и полного, абсолютного безучастия и отрешённости к отцу, который не то что детей, но и себя защитить не умел и не смел — да и не хотел и не пытался даже! Родители были разного возраста, образования, социального происхождения и воспитания (он феодал, она купчиха и уже отчасти вполне современный нам по своей сути буржуа): они просто терпеть не могли друг друга, ненавидели и презирали до своеобразной морально-невралгической аллергии «друг на друга» — точнее же, враг на врага! В этой атмосфере дети просто не знали, куда себя девать и для чего они вообще живут и зачем их родили на этот тёмный и страшный псевдо-«свет»? Остаётся лишь удивляться при таких-то отношениях самому факту регулярного рождения детей. Не иначе — биология и животные инстинкты, а не то — при таком-то отношении к ним — зачем вообще феодалы и буржуа стали бы рождать детей — при отсутствии-то почти что уже обожествлённого Материнского Капитала? Такая семья, как у Затрапезных, не была исключением. Скорее, она ближе к типичной — в основном и главном! Во всём повествовании Щедрина найдётся всего лишь нескольких примеров счастливых отношений супругов, например, в главе «Образцовый хозяин», но и то, только потому, что и «он и она» были в отношении крестьян сущими людоедами-кровопийцами (собственно, именно от таких «хозяев людей» во-многом и возникли легенды и мифы о людоедах и вампирах-суккубах!). Он воспитывал своих (буквально!) кормильцев нагайками — за первую провинность пять ударов, за вторую — десять и т. д., а за четвёртую счёт вообще уже не полагался! Она «воздействовала» на крепостных через мужа, т. е. той же Нагайкой, будучи, оба вместе, по своим, так сказать, «духовным» качествам настоящими Нагом и Нагайной — змеями из старой индийской сказки о мангусте Рикки-Тики-Тави.

Проводя параллель между современной российской семьёй и семьями, описанными в «Пошехонской старине», отметим между ними следующие общие черты: а) доминирование меркантильных (торгашеских!) соображений при заключении и поддерживании брака (Фред Энгельс: «Буржуазная семья представляет собой не что иное, как замаскированную форму проституции!»), а если он и заключался (-ется) по любви, то любовная лодка очень скоро разбивалась о льды феодально-буржуазного бездушного быта (весьма характерна в этом отношении глава XXIX «Валентин Бурмакин); б) большая разница в возрасте между супругами из-за того, что молодые выбирают в супруги старых или старые — молодых (ныне особенно среди артистов и бизнесменов — это просто эпидемия покупки себе «в партнёры» по сути молодых тел); в) частое доминирование в семейных отношениях жены и смирение мужа с отведённой ему подчинённой второстепенной ролью (яркий пример — семья Затрапезных, где всё решала матушка, муж же никак не участвовал в ведении хозяйства и в жизни семьи вообще: «Ты имение у меня отобрала? Вот и управляй…»; г) почти что полная, абсолютная брошенность детей (см. Гордон Ньюфелд «Не упускайте своих детей!»), как в семье Затрапезных: матушка занималась накопительством (благоприобретением — или точнее будет злоделанием и злоприобретением!), отец — читал газеты и молился, а сегодня родителям нет дела до детей или из-за бизнеса или колоссальной эксплуатационной нагрузки на них, или из-за интернета, или пьянства, как и в главе XXX «Словущецкие дамы»; д) большое число одиноких — никогда не выходивших замуж — или разведённых женщин. Правда, есть и одно важное отличие между крепостными семьями и современными: крепостные всё же в большинстве случаев были многодетными. Тем хуже для современной семьи и общества… Скажут: а разве советская семья была лучше? Конечно — даже просто несравненно лучше, ибо она имела помимо иных подлинно человеческих основ ещё одну — идейную, живую, подлинно духовную! Таковы некоторые параллели между крепостным правом прошлого и буржуазным крепостным строем («наёмным рабством», говоря словами Ленина) современной России.

Но не всё и в прошлом было мраком. Рядом с крепостничеством, что сообщающиеся сосуды, существовало так называемое «пошехонское раздолье», описанное в заключение хроники своего крепостного детства М. Е. Салтыковым-Щедриным. Пошехонское раздолье — три зимних месяца, когда помещики — от самых бедных до самых богатых — предавались «подведению итогов» прошедшего года, т. е. непрерывным гуляниям: ели, пили, ездили друг к другу в гости, в общем — это был сплошной праздник, доводивший празднующих до изнурения! Кое-что перепадало и дворовым псам и людям, и крепостным, не без этого. Но то, что было праздником для богачей, живущих трудом и сердцами крепостных, их кровью и духом, их живыми человеческими личностями — для тех же дворовых людей было сущим адом: снова и снова корми, пои, угощай, прибирай, обслуживай и опять стол накрывай и т. д. — возненавидишь такое чужое раздолье за счёт твоей же жизни! С падением крепостного права пало и это раздолье — одна из сторон раздолья рабства, раздолья «рабов сверху» — господ — и «рабов снизу» — крепостных. Именно это справедливо и имел ввиду Н. Г. Чернышевский, когда писал, что «все — снизу доверху — рабы».