Алексей Кобленц - Полное лукошко звезд

В каких небесах ты летаешь сейчас, мама?.. Я здорово повзрослел, но чем старше я становлюсь, тем больше возникает у меня потребность разговаривать с тобой. Наверное, это репетиция к непосредственному свиданию, а значит, вполне естественно мое желание поговорить, увидеть тебя, обнять, ощутить твой незабвенный запах, единственный запах моей мамы. Родная, родная, далекая, самая близкая моя мама. Причиняющая боль память не дает душе зачерстветь, а глаза заполняет слезами. Спасибо за слезы, они очищают, промывают душу. Вот, поплакал по тебе и стало так хорошо, словно после майского дождичка! Готовлюсь ко встрече с тобой, мама. Хочу, чтобы подольше еще, хотя и скучаю по тебе безмерно, но здесь, мама, очень-очень много еще дел: твой тезка — первое, главное, где-то и единственное дело. А потом — все остальное. Да, ты и сама все прекрасно видишь и знаешь. Очень отчетливо себе представляю, что ты все-все знаешь, видишь и понимаешь про меня. Можно, я еще напишу? Напишу как-нибудь после, обязательно. Люблю тебя, целую. Твой сын. P.S. Бог мой, как давно, как же давно я тебя не целовал!

Что такое преклонный возраст? Наверное, это когда склоняешься в немощи под тем, что тебе мешает, то бишь, сдался и погиб. Вопрос: можно ли не сдаваться? Можно и легче только при экстремальной ситуации. Когда же оно тянется и неконкретно — сложнее. Иначе, вроде бы, все хорошо и нормально, а на самом деле — покой, больше ничего. Чтобы не кряхтеть от всесторонней немочи надо быть молодым, пренебрегая любым множеством прожитых лет. Молодость всестороння и всевозрастна. Раз любви все возрасты покорны, стало быть, и молодости тоже, если ты сам сумеешь покорить свою старость, покорившись любви, пронеся ее через всю жизнь. Любовь к матери, любовь к женщине, любовь к жизни и к самой любви.

Движение — жизнь. Если ползаешь, то ползти тоже следует в определенном направлении, а не просто так. Не из-за тщеславия, а просто, интересно ползти за чем-то более-менее ощутимым. Это, к примеру, как ползаешь, собирая чернику — маленькую, черненькую, вкуснющую и полезную ягодку…

Не так страшен черт, как его малютки!

Знаю, что должен работать. Значит, перешагнуть через многое: через чертову среду, через повседневные неприятности, через бессонницы и перепады давления, через тысячу выкуренных сигарет, — но я должен работать! Ни одна крупица муки не должна упасть и пропасть даром! Нельзя! По каждому глотку воздуха — отчет, за каждую льдинку, хрустнувшую под ногой — расчет. Только так! Хочется сбежать на слабо обитаемый остров, чтобы общаться, не поминая здешних проблем. Как-никак общение необходимо, нельзя окончательно замыкаться в себе, может последовать нехорошая отрыжка. Тем более человеку, предрасположенному к сумасшествию, иначе говоря — ненормальному. Ну, вот, не нравлюсь я себе!

Средь шумного бала и совсем, видимо, не случайно Вы приблизились ко мне со спины и возложили на плечи обе промозгло-холодные ладони, температуры недоразмороженных лапок усопшей курицы… И совершенно напрасно, ибо и до Вашего разлюбезного контакта я одной только спиной почувствовал и узнал Вас, Неподражаемая! Ни в коем случае не разрешая мне поворачиваться (да я и сам так особо не жаждал!), Вы навязывали прогулку на свежем воздухе, назойливо не обращая внимания ни на одно из тысячи проклятий в Ваш малосимпатичный адрес. Вы желали и тут же ненавидели меня! Проклиная и одновременно влюбляясь в маняще контральто Ваших завораживающих интонаций, я не выдержал и все-таки обернулся! Вы обрушились на меня всем обаянием сногсшибательных чар, окутали сетями удушающего покоя, и весь наш шумный бал в один момент канул куда-то в промозглое небытие… События замешались в ваших зябких руках словно карты засаленной колоды… Вот Вы зашвырнули меня в быструю реку и я, смакуя вкус теплой речной воды, настоянной на водорослях и рыбьей чешуе, уже практически Ваш, уже соединился с Вами в последнем па на празднике заключительного удара сердца… Но Он видит все, в долю секунды успокаивает меня и кладет спиною на воду, компостируя мне замызганный проездной билетик. Но вот Вы машинист длиннющего товарного поезда и я, выворачиваясь из-под Вашего тяжелого колеса, провожая и пересчитывая коричневые вагоны, машу Вам ручкой, а затем плюю Вам вслед на прощанье. Но Вы уверяете, что расставание будет недолгим. Ну и что? Послушайте, куриные Ваши мозги, не гоните Вы свою кобылу на недолгом таком пути длинною во всю мою оставшуюся жизнь!

Выхожу навстречу предавгустовской ночи и допьяна напиваюсь из ковша Большой Медведицы. Он до того устойчив и до того полон, что пройти, не заметить, не припасть жаждущими губами… Как? Тяжелая неделя. Суббота… Впрочем, уже и воскресенье. Воскресенье… Воскресают до того давние и от этого до того сейчас неправдоподобные воспоминания… Неделя отравлена. Дальше, видимо, не лучше. Жизнь пойдет как-то тоже своим неправдоподобным чередом. Поэтому сейчас я досыта упиваюсь правдой из живительного ковша Большой Медведицы. Упиваюсь для своего продолжения, для сердца, для души — принимаю лекарство от боли, поэтому-то сегодня и не положу ни одной звездочки в свое старенькое берестяное лукошко…

Не делайте мне мозги, Славик! Не взбивайте мне желток! Знаете, мне давно и бесповоротно обрыдли все эти наши с вами бесконечные базары «за жили-были», этот идиотский ваш напор при моем завидно-постоянном ступоре! Никто не имеет права на подобные откровения в мой малосимпатичный адрес! Это я вам как кузнец своего несчастья авторитетно заявляю! Аргументы ваши малодоказательны, малоприятны, малонужны, дорогой вы мой в горле ком! Уйдите в чащу — вы мешаете! Что?.. Ну и что?! Зачем мне это знать, скажите на милость? Никаких таких дел за мною не числится… Так что идите, и не делайте мне бо-бо! В чем вы, собственно, видите мою особенную заслугу перед всеми остальными, перед безусловно лучшими и куда уж превосходными? Что? — Умею надевать маску спокойствия, будучи в бесконечной тревоге? Что? — Вяжу слова, от коих ну где-то и кому-то бывает тепло? А надолго ли? Отнюдь — в рожу я, разумеется, себе не плюю, но рамсов не путаю, а так нормально и реально вижу вещи в их естественном качестве, вот и все. Так что, Слава, идите вы уже и в жопу, если сразу в чащу не захотели! Идите-идите, не мешайте вязать! Петелька за петельку, крючок за крючок… Вот и вышла шапочка за по носу щелчок. …………………………………………………

Вот так или приблизительно так проходят у нас задушевные беседы с моим давним узурпатором, с моим славным душителем, с моим лучшим уничтожителем — с моим тщеславием!