Александр Мещеряков - Шунь и Шунечка

— Плохо тебе без меня было? — спросил Шунь.

— Плохо. Зато теперь хорошо. Только учти, что деньги твои давным-давно кончились. Да ты не бойся, я не права качать явился. И тебя не разочарую — я ведь учился в интернате с углубленным изучением восточных премудростей.

— Почему в интернате? Разве ж у тебя матери нет? Куда она глядела?

— Ей показалось, что поодиночке всем нам будет лучше, — напустил туману Богдан. — Она вообще собиралась меня в суворовское училище определить, но тут уж я в отказ ушел, пришлось даже из дому разок убежать. Подействовало.

— А сама она что поделывает?

— Да все Шамбалу ищет. Как только найдет, обещалась меня к себе туда выписать.

— Да, Шамбала — это надолго… может, и навсегда, — сочувственно произнес Шунь.

С другой стороны, это означало, что его уроки все-таки не пропали даром. “Может, хоть “Луньюй” до конца дочитала”, — подумал он и обратился к сыну:

— Хорошо, что ты хочешь стать археологом. Это занятие по нам, идеально соответствует русскому менталитету. Археологу ведь что прежде всего нужно? Удача. Как охотнику с рыбаком. Или как грибнику. Шампиньоны нам не нравятся, белых нам подавай! А белые только в лесу водятся, сколько их на ферме навозом ни удобряй. Нет, нам без удачи никак нельзя, уж больно мы все здесь непредсказуемые, включая погоду. И ручной работы от археолога тоже не требуется, все уже до тебя сделали, ищи — да и только. К тому же и с дзэнской точки зрения правильно выходит: все в этом мире уже имеется, все изобретено, все придумано, приготовлено — надо только найти, где закопано, — зафилософствовал Шунь.

— Да, кладоискательство у нас хорошо развито, — подхватил Богдан его мысль.

— Точно так же, как гробокопательство и добыча ископаемых, — закончил ее Шунь.

Этот день принес Шуню еще одно доказательство верности избранного им места. Вытряхнув свое туалетное ведро, он собирался обновить его. И тут услышал за спиной, как металл упал на металл. Шунь непроизвольно обернулся. Сомненья прочь: это был тот самый подшипник, который затерялся на многие десятилетия в его телесном микрокосме. Да, именно так: по богатству внутреннего содержания это был настоящий микрокосм.

Шунь отмыл шарик в колодезной воде и высушил его на солнышке. Он был как новенький. “Да, вещи, произведенные в те баснословные времена, состарить не просто!” — подумал Шунь с одобрением. Ему захотелось ударить шарик о кафельный пол, но кафеля в монастыре не было. “Прошлого не вернуть, полностью впасть в детство — очень трудно”, — подумал Шунь с грустью. Он взял петушиное перо и быстро-быстро нарисовал по памяти двух китайских святых: младенца с седой бородой и старика в коротких штанишках. Нарисовать-то он нарисовал… Да вот только родиться мудрецом и сохранить в старости непосредственность мальчика — Шуню до этого идеала было пока что далековато.

— Может, из подшипника Тарасу глаз сделаем? Посмотри, как блестит! — решил он посоветоваться с сыном.

— Ты че, пап? У тебя крыша, что ли, поехала? Правильно маманя говорила: за тобой глаз да глаз нужен…

Не успели отец с сыном как следует наговориться, как Тарас, забравшийся на раскидистую березу, чтобы не быть ревнивым свидетелем родственных нежностей, издал предупредительный вопль. Отец с сыном обернулись на сигнал — со стороны озера на них бодренько надвигалась упряжка собак, влекущая за собой тележку, на которой расселся некий джентльмен. В том, что это был именно джентльмен, никаких сомнений не возникало: безукоризненно строгий костюм, белая накрахмаленная рубашка, лайковые перчатки, на холеном лице — умеренное пренебрежение к обстоятельствам. Ни о какой помятости, столь свойственной путешествующим, не было и речи. Дуновение ветерка донесло до крыльца крепкий аромат лосьона “Природная свежесть”, который накрепко забивал лесные запахи.

Погоняя собак, незнакомец помахивал тросточкой. Курчавый дымок толстенной сигары сообщал транспортному средству сходство с паровозом. Собаки остановились перед крыльцом и немедленно приступили к отряхиванию, превращая околотелесное пространство в водяную баню. Собаки оказались разномастными и разномерными. Там были борзые, терьеры, сеттеры, спаниели, ньюфаундленд и даже сучка-такса по кличке Тирана. Она отличалась своей физиологией: страдала непрекращающейся течкой, а потому играла роль вожака. Кобели держали нос по ветру и поспешали за ней, как подорванные. Словом, ни одно животное не имело никакого отношения к ездовым собакам.

Джентльмен спрыгнул с тележки, сверился со спутниковым определителем местоположения, перепроверил его компасом. “Этому-то точно требуется психологическая помощь”, — заключил Шунь. Первая же реплика незнакомца еще крепче убедила его в этом:

— Лектрод, князь монакский, — слегка согнул он шею.

— Вам помочь? — спросил Шунь, так же вежливо переламываясь в глубоком японском поклоне.

— Я не ошибусь, если скажу, что мы находимся в Егорьевой пустыни? Нижайше прошу прощения за нечаянное вторжение.

Речь путешественника была правильной, но несколько неживой — будто бы списанной у другого века.

— Если скажете, то не ошибетесь. Если не скажете, тоже будете правы, — подстроился Шунь под манеру Лектрода.

— Если вы археолог, то и я тоже будущий ученый, — решил поучаствовать в разговоре Богдан.

— Не извольте беспокоиться, я самый обычный путешественник, хотя в моем замке и имеется не самая дурная в Европе коллекция древностей.

— Нынешние погоды располагают к путешествиям, виды на урожай корнеплодов тоже хорошие. Позвольте узнать, куда путь держите? Если во Владивосток, то я мог бы снабдить вас отменным путеводителем и кое-что рассказать.

Богдану явно нравился разговор в условно-сослагательном наклонении.

— Путь… Путь далек лежит… — закатил глаза князь. — Во Владивостоке я уже был, мне там не понравилось. Город оказался приятен лишь своей редкостной удаленностью. Слишком много машин с правым японским рулем и слишком много микробов. В том числе и эндемиков. Несмотря на мою бывалость и предпринятые меры, меня там все равно пронесло. Так что на сей раз мой путь лежит на Северный полюс. Там намного стерильнее. К тому же я всегда хочу быть первым и единственным. Я и в зимних олимпиадах регулярно участвую в показательных выступлениях по разряду собачьей выездки. Обратите внимание, что участвую я один. Полюс, конечно, не раз без меня покоряли, но действующие главы независимых государств — никогда.

— Какая ж у Монако независимость? У вас даже денег своих нет. А на полюсе холодно, — передернул плечами Шунь.

— Я холода не боюсь. Нетопленый замок, утренние обливания, прикладывание льда ко лбу в случае простуды и пребывание в карцере аристократической школы разведчиков за неуспеваемость по русскому языку сделали, знаете, свое доброе дело. К тому же, в соответствии с предложением моего туристического агента, я взял с собой вот это, — Лектрод подошел к повозке и из наваленной на нее груды снаряжения подцепил тросточкой — словно щупом — шапку-ушанку с пятиконечной звездой. Из-за того, что князь сделал это тросточкой, от его жеста повеяло брезгливостью.