Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Ну а ружье?

— Вы, видно, не очень-то приглядывались к этим старикам? — спрашивает Мейпс. — У них у всех, от первого до последнего, дробовики двенадцатого калибра. И скорее всего, гильзы тоже одного номера. Нет, так его не арестуешь. Хотя убил Бо он, а не кто другой. Кроме него, никого на это не хватило бы.

Мейпс вынул початую трубочку леденцов из кармана и протянул мне. Я покачал головой. Он сунул один леденец в рот, а трубочку — обратно в карман. Глядел на Мату, примостившегося на корточках у стены, и посасывал леденец.

— Чарли видели? — спрашивает.

— Нет, не видел.

— Должно быть, спрятался где-то в поле, — говорит Мейпс. — Его-то мы всегда успеем найти, но не он застрелил Бо. Бо застрелил Мату. А вот народ на эту гулянку, конечно, созвала она. Мату к этому непричастен. Он бы никогда на такое не пошел. Старик крепкий орешек, да вы его не хуже меня знаете. Если бы она не вмешалась, он, по всей вероятности, уже давно бы сдался правосудию, но ему не хочется идти против Кэнди. Бог знает, где только она выкопала это старичье. Поглядите на них. На их ружья поглядите.

Мы оба поглядели на стариков, на их дробовики. Кэнди кончила обихаживать дядю Билли и Гейбла и вернулась к крыльцу, встала около тети Гло и детей. Они с Гло разговаривали и поглядывали через дорогу на нас.

— Послушайте, а почему бы вам с ней не поговорить? — спрашивает Мейпс. — Мне здесь заваруха ни к чему. Это кодло, там, в Батон-Руже, уже загодя надирается — в порядке подготовки к завтрашнему матчу. Кой-кому из них неймется порезвиться нынче с удавкой.

— Я пытался. Она и слушать ничего не хочет, — говорю.

— А скрутить ее и зашвырнуть на заднее сиденье вы не пытались?

— Нет, Мейпс, не пытался, — говорю. — Закон запрещает похищать людей. Особенно если они у себя дома.

— И укрывать убийцу закон тоже запрещает, — говорит Мейпс. — О таком законе вы часом не слыхали?

Я ничего не ответил. Глядел, как Кэнди разговаривает с тетей Гло.

— Нечего сказать, славная из вас выйдет парочка, — говорит Мейпс.

— Не переходите на личности, — оборвал я его.

— А когда свадебка? — осклабился Мейпс.

— Не переходите на личности, Мейпс, договорились?

Он поглядел на меня и тяжко вздохнул. Видно, думал: что ж ты за мужик. И снова стал глядеть на Кэнди.

— Не знаю, жил или не жил Бо в прошлом, но кто точно живет в прошлом, так это она, — говорит Мейпс. — Она забрала себе в голову, что может вести себя так же, как ее папаша и вся их семейка полвека назад. Но те времена миновали. Ей не вызволить его из этой передряги.

— У вас, видно, на него зуб?

Мейпс хмыкнул.

— Попали пальцем в небо. Меня восхищает этот негр, лучше его я, пожалуй, редко кого встречал — как среди черных, так и среди белых. Но он убил человека — и из этой передряги ей его не вызволить. Будь у нее голова на плечах, она давным-давно отвезла бы его в тюрьму. Потому что, даже если не нагрянет Фикс, где гарантия, что не нагрянут другие? И они приедут не разговоры разговаривать. Но я так думаю, она этого не понимает.

И сверлит меня глазами — ожидает, что я скажу. А мне сказать нечего. Тут он перевел взгляд на дорогу и говорит:

— Ну что ж, вот и Герман подоспел.

По дороге медленно катил фургон. Миновал нас, остановился впереди Мейпсовой машины; следователь с помощником вышли не сразу — посидели в машине, поглядели на людей. А люди во дворе и на галерее в свою очередь поглядели на фургон.

Следователь вышел и, прежде чем пойти к Мейпсу, снова поглядел на народ. Он был низенький, гладковыбритый, очки в стальной оправе. Сильно за шестьдесят, если не все семьдесят. В полосатом полотняном пиджачке, соломенной шляпе, белой рубашке, при галстуке-бабочке горошком. Начищенные черные туфли запорошены пылью.

— Привет, Герман, — говорит Мейпс.

Но Герман не отозвался. Только поднял на Мейпса глаза — мне было видно, как его голубые глаза сквозь толстые линзы очков вопрошают Мейпса: объясни, мол, что тут творится. Мейпс перекатил леденец языком, кивнул помощнику Германа. И тот вслед за начальником поплелся к нам. Помощник — его звали Джордж — был куда моложе и крупнее следователя. Такой плешивый блондинистый парень.

— Привет, Джордж, — говорит Мейпс.

— Привет, Мейпс, — говорит Джордж.

Джордж посмотрел на Мейпса точно так же, как смотрел на него Герман. Они хотели, чтобы Мейпс им что-то сказал, думали: Мейпс обязан объяснить им, что здесь творится. А Мейпс отмалчивался. Глядел во двор, а оттуда все глядели на нас. Перекатил леденец языком и только тогда повернулся к Герману. А старикан Герман все не спускал с него глаз.

— Не пора ли тебе заняться делом, как по-твоему? — говорит ему Мейпс.

Герман подождал секунд десять, потом говорит:

— Правда твоя, Мейпс. — Еще секунд десять посмотрел на Мейпса, а потом и говорит Джорджу: — Неси сюда носилки и одеяло. — И пока Джордж доставал из фургона носилки и одеяло, Герман долго смотрел на Мейпса и только потом уж прошел во двор. А чуть погодя и мы с Мейпсом вернулись во двор.

— Сколько, по-твоему, часов прошло с тех пор, как его убили? — спрашивает у Германа Мейпс.

Герман, опустившись на одно колено, осматривал Бо. — Я так думаю, часа два, а то и три, — говорит Герман.

— Скорее, три, — говорит Мейпс. — Выходит, приблизительно в полдень, так?

— Я так думаю, в полдень, — говорит Герман.

— Я здесь пробыл полчаса, — говорит Мейпс. — Приехал примерно в полтретьего. Значит, они, вернее, она опередила меня на два с половиной часа.

— Что-что? — переспрашивает Герман.

— Сам с собою разговариваю, — говорит Мейпс.

Тут у Германа лопнуло терпение, и он на редкость проворно для своего возраста вскочил на ноги. Он едва доставал Мейпсу до груди. Мейпс был чуть не вдвое выше.

— Что за чертовщина, Мейпс, что тут происходит? — говорит Герман и приступается к Мейпсову животу. — Ты разговариваешь сам с собой, во дворе толкутся негры с дробовиками, а в траве лежит труп белого человека! Какого черта, я требую, чтобы ты мне объяснил, что здесь творится!

— Вам с Джорджем лучше увезти его в Байонну, — невозмутимо говорит Мейпс.

Джордж стоит, носилки с одеялом наготове держит. А Герман все таращится на Мейпса, и глаза его за толстыми линзами огромные, что твои перепелиные яйца. И грудью чуть не упирается в Мейпсов живот, так что между ними и руки не просунешь.

— Я знаю не больше твоего, — говорит Мейпс и поверх головы Германа глядит на труп.

— А не пора ли тебе перестать волынить и узнать побольше моего? — говорит Герман, а сам не спускает глаз с Мейпса.

— У тебя есть свое дело, вот ты им и занимайся, а я займусь своим, — говорит Мейпс.

— Понял, — кивнул ему следователь и повернулся к помощнику. — Джордж, приступай.