Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

— Если я отсюда не выберусь, — сказал он, — не забудь о Верне и детишках, Жук.

— Мейпс не позволит этим черномазым перестрелять нас как собак.

Он усмехнулся. Долго на меня глядел и покачал головой.

— Мейпс теперь уже тут не главный, — сказал он. — Главный Чарли. Теперь придется нам иметь дело с Чарли. Жук, ты готов иметь дело с Чарли?

Ни с каким Чарли иметь дело я не был готов, и Льюк знал это. Он прислонился к колесу и стал глядеть на деревню, где нас ожидал Чарли.

Чарли засел в канаве всех ближе к трактору, я за ним. Янки, Такер и Сажа — справа. Где-то позади нас Простокваша. Я прополз немного и пристроился рядом с Чарли. Он залег там, как большой медведь.

— Раскури мне чинарик, Чумазый, — говорит.

В кармане у меня лежало два бычка, я вытащил один и раскурил. Потом протянул его Чарли, он два-три раза затянулся и отдал его мне назад.

— Чарли! — кричит Лу — он во дворе остался.

— Что вам нужно? — спрашивает Чарли.

— Пропусти их, Чарли, пусть сдадутся.

— Нет, сэр, — отвечает он.

— Теперь это посчитают убийством, Чарли, — говорит Лу.

— А раньше это чем было? — Чарли говорит.

— Нет, Чарли, — кричит Лу. — Когда ты стрелял в Бо, то была самозащита. Кэнди может присягнуть.

Чарли ему не ответил. Протянул за окурком руку, и я сунул ему бычок. Он, затягиваясь, пригнул голову, чтобы нигде в деревне не увидели, как вспыхнул огонек.

— Чарли! — снова кричит Лу.

— Не пойду я никуда, — говорит ему Чарли.

— Здесь твой крестный, Чарли, — кричит Лу. — Он хочет к тебе выйти и с тобой поговорить.

— Не надо крестному никуда выходить, — отвечает Чарли. — Крестный велел мне никого не бояться. И я не побоюсь Льюка Уилла.

После этого настала тишина. Тьма кромешная и тишина. Чарли залег у края канавы, как большой старый медведь. И я тут же, возле него.

— Боишься, Чумазый? — спрашивает.

— Рядом с тобой, Чарли, не боюсь.

— Ты никогда больше не бойся, Чумазый, — говорит мне Чарли. — До чего же хорошо жить, когда поймешь, что ты уже больше не трус.

Я киваю. Но мне хочется еще кое-что узнать.

— Чарли, — говорю.

Он смотрит в ту сторону, где трактор.

— Чарли, — говорю я снова.

— Чего тебе, Чумазый? — спрашивает он, а головы не поворачивает.

— Что ты там видел, Чарли?

Не отвечает. Лежит молчит, медведь медведем, и двустволка в руке.

— Чарли, что ты видел там, в болотах? — снова спрашиваю я.

— Ты сам тоже это видел, Чумазый, — отвечает он, не глядя на меня.

— Ничегошеньки я не видел, Чарли. Скажи мне, что ты видел?

— Вы все, все до единого, видели это, — говорит он.

— Да нет, не видел я ничего, — говорю. — Я цельный день все только здесь, в деревне. Вместе со всеми. И не видал я ничего.

Тут он повернул ко мне голову.

— А у тебя все в порядке, Чумазый, — говорит он. — Есть оно теперь у тебя, друг.

— Что есть, Чарли?

Он улыбнулся.

— Раскури-ка мне еще один чинарик.

Я вынул из кармана второй бычок. Пока я его раскуривал, услышал, Лу опять кричит со двора:

— Я сейчас выхожу за калитку, Чарли!

— Не получите вы мое ружье! — отвечает Чарли. — Заберите лучше ружье Льюка Уилла.

— Льюк Уилл, я сейчас выхожу! — Лу кричит.

— Не отдам я вам ружье! — кричит Льюк Уилл.

А потом все замолчали, тихо стало. Чарли курит свой чинарик, торопливо втягивает дым, словно очень спешит поскорей докурить. А потом, гляжу, встает. Я шепчу ему: ложись, куда ты, но он не слушает меня и встает во весь рост. Лу как бешеный орет: лежи на месте, только Чарли не слушает никого. Встал — и прямо к трактору. И прошел он никак не больше двух, трех, ну, может, четырех шагов, как услышал я первый выстрел. Вижу: зашатался он, но не упал; вижу: он стреляет, но не целится. А потом вижу, выбежал Лу, руками машет и кричит: прекратите, прекратите, прекратите. А Чарли все идет к этому трактору, но уже не стреляет, а просто медленно так падает на ходу, падает, падает… и свалился. А уж дальше одна стрельба пошла. Я стрелял; похоже, вся деревня стреляла. И так, наверное, с минуту. Потом тихо сделалось, так тихо, как никогда и не бывает.

Собрались мы все потом на дороге. Возле трактора увидел я Лу, он стоял над кем-то — тот лежал, привалившись к колесу. Я услышал, кто-то сказал: порешили мы гада.

А мы все возле Чарли собрались. Мату стал рядом с ним на колени и приподнял ему голову, чтоб не лежала в пыли. Застрелили они его, это точно. Угодила пуля прямо в живот. Он лежал, похожий на большого старого медведя, и смотрел на нас с земли. Что-то пытался сказать, да не смог. Все смотрел, смотрел на нас, но немного погодя стало ясно: он нас больше не видит. Я наклонился и дотронулся до него в надежде — может, хоть частица малая ко мне перейдет того самого, что он нашел, когда бродил по болотам. После меня остальные мужчины до него дотронулись. Потом женщины, даже Кэнди. Потом Гло велела своим внучатам тоже дотронуться до него.

Всех троих похоронили два дня спустя. Бо и Льюка Уилла — в Байонне, Чарли — в Маршалловой деревне. Суд состоялся на следующей неделе и длился три дня. Черных защищал адвокат Кэнди Клинтон. Дружков Льюка Уилла защищал ку-клукс-клан. Жалче вояк мир не видывал — с той и с другой стороны равно. Ни один не уцелел: кто не поцарапался, тот ушибся, а не ушибся, так порезался. Колючая проволока, консервные банки, разбитые бутылки — обо что только они не изувечились. Одни вывихнули ноги, когда перепрыгивали через канавы, другие вывихнули руки, когда падали на землю. Третьи, те просто налетели друг на друга. Кто мало что охромел, так еще и руку сломал; у кого была забинтована голова, а не голова, так что-нибудь другое. Пулей из всех них ранило лишь одного Лероя.

Все они намылись, надели все свое самое лучшее. И целых три дня тем, кто сидел в первых рядах, шибало в нос исключительно хвойным мылом и нафталином.

Все дни зал суда был переполнен, черных и белых набиралось примерно поровну, и чуть не половину зала занимали корреспонденты. Они съехались со всего Юга. Даже самые крупные газеты и журналы и те были представлены. Фикс и его дружки явились в полном составе, не исключая Жиля, который сидел вместе с семьей (кстати, УШЛ побил Миссисипский университет со счетом 21:13. Жиль и Кэл, каждый, сделали за игру по сотне метров с мячом). Куклуксклановцы и нацисты явились для оказания моральной поддержки друзьям Льюка Уилла. Явились и представители Национальной ассоциации содействия равноправию цветного населения, и черные активисты, не преминула явиться и полиция штата — она присматривала за происходящим и обыскивала чуть не каждого, кто входил в зал. Председательствовал судья Форд Рейнольдс. Судье Рейнольдсу семьдесят, у него белоснежная шевелюра, багровое лицо выпивохи, и выглядит он если и не как образцовый дед, то как такой, о котором мечтал бы каждый внук. Благодушный богач, с большим чувством юмора, он очень гордится своей наружностью. Судья сразу же предварил нас, что ему не только никогда не случалось председательствовать на подобном процессе, но за все его тридцать пять лет на судейском поприще не случалось и слышать ни о чем подобном. И предупредил, что никакого беспорядка не потерпит. Предупредил также, что не советует надеяться на мягкосердечие седовласого старика судьи: он может быть строгим не хуже любого другого, а при случае и построже.