Эрнест Гейнс - И сошлись старики. Автобиография мисс Джейн Питтман

А в большой дом часто приезжали цветные политики — совещались с Боуном. Приезжали раза два в неделю, посидят час-другой и уедут. Когда они хотели сообщить нам что-нибудь важное, мы собирались в школе. Она же была и церковью. Школа и церковь в одной хижине. Говорили они нам про федеральное правительство, а особенно про республиканскую партию. Ведь нас освободили республиканцы, и они же учредили бюро свободы, чтобы оно о нас заботилось. И они хотели, чтоб мы интересовались тем, что происходит вокруг. Они хотели, чтоб мы голосовали — и голосовали за республиканцев. Демократическая партия, говорили они, стоит за рабство и в ней — хотите верьте, хотите нет — есть негры. Такого негра сразу можно узнать по белому рту и по хвосту. Они говорили, что свозят нас в Александрию, чтоб мы посмотрели негра-демократа за работой.

Этот день пришел. На плантацию за нами прислали солдат-негров, и они проводили нас в город. Городская площадь была полна черных и белых. День был жаркий, все люди обливались потом и без конца обмахивались. На помост друг за другом выходили люди, черные и белые, и говорили речи. То и дело кто-нибудь вопил во весь голос и обзывал кого-нибудь лжецом. Тут уж вмешивались солдаты и разнимали их. Когда на помост поднялся негр, член демократической партии, кто-то крикнул:

— Стащите с него штаны, посмотрим на его хвост. Что губы у него белые, мы и так видим.

А негр-демократ говорит:

— Уж лучше быть демократом с хвостом, чем республиканцем без мозгов.

Те, кто стояли за демократов, захохотали и захлопали в ладоши. Этот демократ поговорил немного, а потом говорил республиканец. Демократы хотели, чтоб янки ушли и мы бы все делали сами, а республиканцы хотели, чтоб янки остались. Демократы говорили, что мира не будет, пока янки не уйдут, а республиканцы говорили, что у нас никакого мира не было, пока они не пришли. И еще республиканцы говорили, что каждый свободный человек должен иметь сорок акров земли и мула. А демократы сказали, что странно слышать от республиканцев такое, когда их прихвостень завладел самой большой плантацией в приходе. Республиканцы ответили, что Боун дает работу людям, которые не смогли уйти и сами найти себе работу.

Жара была несусветная. На площади яблоку упасть негде. А они все спорят и спорят. Потом вдруг кто-то стащил с помоста и ударил кого-то. Непонятно почему. А все словно только этого и ждали. Я схватила Неда и потащила под помост. Еле туда пробилась. Потому что все, кто не дрался на помосте или около, старались, как и я, спрятаться под него.

Казалось, драке конца не будет. Под помостом было нестерпимо жарко, но никто не вылезал. Только через час солдаты наконец всех утихомирили. Зачинщиков они увели в тюрьму, а нас проводили до дому.

Позже мы узнали, что беспорядки устроили тайные группы, такие, как ку-клукс-клан, "Белое братство", "Камелии Луизианы". Они разъезжали по всему штату, истязали и убивали людей. Убивали всякого негра, который не хотел покориться, и всякого белого, кто ему помогал. Сразу после войны многие цветные уходили со старых мест и пытались завести небольшие фермы. А тайные группы налетали и избивали их только за то, что у них на полях было меньше сорняков, чем у белых. А то изобьют за то, что на поле есть сорняки.

— Что у тебя здесь посеяно, Хок? — спрашивают.

— Кукуруза, хозяин, — отвечал Хок.

— А вон это, по-моему, трава.

— Может, быть, кое-где есть и трава. Но утром я все прополю с божьей помощью.

— Нет, начинай-ка сейчас.

И они заставляли стать на четвереньки и есть траву, пока человека не выворачивало наизнанку. А если хотелось еще потешиться, то привязывали его к столбу или к дереву и избивали.

— Завтра вечером мы снова наведаемся, Хок, — говорят. — И чтоб ни одной травинки не было, слышишь? — Или: — Завтра вечером вернемся, и чтоб на этом поле была трава, слышишь, Чарли?

Просто решили разделаться с каждым цветным, который попытается завести свое хозяйство. А уж к чему придраться, им было все равно.

Но нас тайные группы почти не трогали. Боун был важным человеком в республиканской партии, и его плантацию охраняли солдаты. И цветные политики приезжали под охраной — оставляли ее у ворот и на дороге. Иногда мы слышали, что в одной-двух милях от нас кого-то избили, а то и убили, но мы знали, что у нас этого случиться не может. Бывало, люди спрашивают:

— Откуда вы?

А мы голову задерем и отвечаем:

— С плантации мистера Боуна.

— Говорят, хорошее место. А еще работники там не нужны?

Иногда мы отвечали "да", иногда "нет".

Как-то вечером, сразу, как мы вернулись с поля, Боун созвал нас к большому дому. Когда мы вошли во двор, было уже темно. И по обе стороны от Боуна на веранде стояли люди с фонарями. Он сказал, что хозяин плантации больше не он, а конфедераты. Мы слышали про конфедератов. Мы слышали, что конфедераты требуют назад свои земли, и даже слышали, будто там-то и там-то плантации вернули бывшим владельцам, но нам и в голову не приходило, что такое случится и у нас. Тут же все время были солдаты и цветные политики, так как же конфедераты могли заполучить плантацию? Для чего же тогда солдаты? Для чего же тогда политики? Для чего же они войну вели, как не за то, чтоб освободить нас?

Боун отвечал, да, они вели войну, чтобы освободить нас, но теперь они хотят снова объединить страну. Хотят ее объединить во что бы то ни стало. Иначе, сказал он, конфедераты будут без конца избивать и убивать людей. Мы спросили: почему же они не могут прислать еще солдат? А он сказал, что янки уже устали воевать за нас. А некоторые так просто жалеют, что вообще ввязались в эту войну. Кроме того, янки увидели, что на Юге теперь можно нажить хорошие деньги. Югу нужны деньги, чтобы подняться на ноги, а янки могут эти деньги ссудить. На этом они и сошлись: конфедераты получают назад свои земли, а деньгами для этого им ссужают янки.

Он с нами расплатился, и мы пошли в школу советоваться. Одни считали, нужно уходить, другие уговаривали остаться.

— Куда идти-то? — спрашивали мы. — Раньше все было ясно. Мы уходили оттуда, где были рабами. А куда идти теперь, раз Боун сказал, что янки про нас и думать забыли?

А некоторые добавляли:

— Останемся и поглядим. Мы больше не рабы. Если не понравится, тогда и уйдем.

Мы отправились по домам уже за полночь. Половина людей все же ушла. На этот раз я была среди тех, кто остался.

Через два дня явился владелец. Боун уехал, уехал учитель, цветные солдаты, цветные политики. Те, кто остался в поселке, собрались у большого дома послушать нового хозяина. Он стоял на веранде, там же, где два дня назад стоял Боун. Высокий, худой, узколицый. И в своем конфедератском мундире, даже с саблей на боку. Он сказал, что он полковник Юджин Дей. "Надеюсь, я здесь больше не увижу ни черномазых солдат, ни черномазых политиков, — говорит и смотрит на горстку тех, кто остался в поселке. — Школа закрывается, пока я не найду вам хорошего учителя. — Он опять оглядел нас, не скажет ли кто чего-нибудь. — Плата остается прежней, пятнадцать долларов мужчинам, десять женщинам. Но до конца года я наличными платить не смогу. Можете брать в счет этого еду и одежду в лавке. Если это вам подходит, оставайтесь, не подходит — отправляйтесь догонять вашего труса республиканца и черномазых бездельников, которые сбежали отсюда два дня назад".