Вацлав Ржезач - Свет тьмы. Свидетель

Все кругом тонет в ливне, подгоняемом вихрем; с каждым ударом грома в воздух выплескиваются новые потоки. Бытень скрылась за их свинцовой стеной. Нейтек один в целом мире, от которого остался лишь стонущий лес за спиной, перед глазами — поле, а под ногами — песчаная тропа, утоптанная немилосердным ливнем. И на самой границе видимого, на болотистой стене пустоты, словно намалеванный торопливой кистью маляра, намоченной в саже, чернеет ствол погибшей от мороза дикой груши с тремя голыми обрубками ветвей, расплывающихся на темном фоне. Этот дичок в конце распаханного поля мертв уже много лет, и никому до сих пор не пришло в голову срубить его.

Кривые ножи молний срывают шелуху дождя, обнажая исчезнувший было край. Он появляется на ослепительное мгновенье, чужой и незнакомый, словно никогда до этого не виденный, чтобы снова с сокрушительным громыханием провалиться в бездну темноты. Гремит гром. Каждый взблеск завершается детонирующим грохотом. И вдруг Нейтеку начинает казаться, будто бездна света разверзлась прямо под ним и он летит вниз вместе сч рухнувшей частью мира, на которой стоял. Волосы у него встают дыбом, он захлебывается собственным дыханьем и чувствует, как страшное напряжением его теле силится разорвать его, словно сам он бомба с взрывчаткой.

Молния ударяет в мертвую грушу.

Трухлявое дерево, несмотря на потоки воды, вспыхивает и превращается в огненный столб. Раскинутые руки, голова, откинутая назад, и белое тело, прогнувшееся в страстном порыве, раскрывает Нейтеку объятья! Он никогда еще не видал свою страсть столь совершенной и прекрасной, как в этом пылающем воплощении. Его сведенное судорогой тело становится упругим, сердце бешено колотится. Он стремительно кидается навстречу своей огненной возлюбленной. Но успевает сделать один только шаг, как горящая груша с треском падает в трясину размокшей земли, издавая змеиное шипение в потоках дождя.

Нейтек спотыкается и валится ничком на мокрый вереск. Он извивается, словно терзаемый на части диким зверем, кричит и сотрясается в страшных рыданьях, никогда прежде не плакавший мужчина.

Вечер после бурного дня опустился незаметно. На улицах потянуло прохладой, разлив воды ушел в землю, только местами во впадинах мостовой еще поблескивают одинокие лужи. Все окна в Бытни открыты, чтобы выдать безжалостному врагу остатки духоты, попрятавшейся в домах. По городу бредет душистая прохлада, как поцелуй утратившей свой жар любви.

На горизонте, с востока, из черной пелены, поднимается огромная красная луна. Она поднимается быстрее, чем тьма успевает просочиться сквозь небесную твердь, и, подымаясь, становится все желтее и бледнее; луна неодолимо притягивает к себе гонимые по небу облака, напоминающие разрозненные группы войск, потерявшие своего военачальника. Они кидаются на эту сокровищницу, до краев наполненную сияющим металлом, но ветер гонит их дальше, и луна выплывает, не оскверненная их разбойничьи-ми набегами, чтобы продолжать свою обманную игру.

Через площадь ночным дозором проходит городской полицейский Тлахач впервые после недавнего ранения, рука его еще на черной перевязи. Когда он сегодня утром появился на улицах Бытни, люди бегали за ним, звали выпить стаканчик, сгорая от желания узнать обо всем из первоисточника и воздать хвалу его геройству. Но Тлахач избегал их, а если кому-то и удавалось ухватить его за пуговицу, то узнать от него можно было не больше, чем от рождественского карпа.

После того, что он сотворил с гаразимовскими замками, ему по-прежнему дозволено носить форму, разве этого недостаточно? Он убежден, что ему удалось заслужить это в большей мере чистосердечным признанием, нежели тем, что он поймал Карличка Никла. Только два человека в Бытни знают всю правду, и они унесут ее с собой в могилу так же, как и он. Когда они пришли его навестить, Тлахач выложил им все, как было. К его удивлению, ни бургомистр, ни отец Бружек не сочли его рассказ набором бессвязных оправданий.

Луна стоит прямо над площадью, потихоньку перебираясь за крыши на западной стороне. Еще нет десяти, но улицы как будто вымело. Полицейский остановился над лужей и наблюдает в ней, как облако-кит заглатывает круглый лик луны и мглистое тело кита светлеет, начиная золотиться по краям, но луна снова выплывает и кажется еще более ясной, светозарной и круглой, словно выкупалась в какой-то освежающей купели. Площадь, на миг погрузившаяся в полутьму, снова выступает в мягком свете. Эта игра в прятки вселяет в Тлахача беспокойство. Рана на плече почти зажила, хотя время от времени плечо пронизывает боль, словно нож снова врезается в тело, но дух Тлахача потрясен и не может обрести былого равновесия. Ему вспоминаются слова декана о том, что прячется в свете. Сегодня, приходит ему в голову, можно украсть что бы там ни было, потому что свет и темнота чередуются друг с другом.

Над крышами города проносится ветреная ночь, и луна пробивает дорогу против ее течения. Успокоительная песня фонтана звучит прерывисто, потому что ветер каждую минуту пресекает какую-то из его струек; невидимый хор деревьев в садах вздыхает и стонет; органы фронтонов то гудят, то умолкают; из концертного зала в ратуше доносятся рояль и женские голоса — там идет репетиция концерта в честь неизвестного, подарившего городу новую богадельню; псы сегодня беспокойны, то и дело заливаются лаем или вдруг какой-нибудь из них начинает протяжно выть. Ночи нет покоя, она куда-то спешит или убегает, страшась чего-то. Полицейский то и дело оглядывается, наверное, оттого, что на крышах постукивает расшатанная черепица. Спрятавшийся в часах на ратуше скупец превращается в азартного игрока, швыряющего широким взмахом на игорный стол ночи накопленные десять золотых, но ветер с презрительным смехом сгребает эту наперед проигранную ставку. Вскоре из дверей ратуши вываливается шумная группа мужчин и распадается с прощальными возгласами. Некоторые исчезают в освещенных дверях погребка «Под ратушей», других влечет трактир «У лошадки», а те, кто бережет денежки и боится женских упреков, расходятся по домам. Закончилось заседание муниципального совета. Один из вышедших направился через площадь — это бургомистр Нольч. Тлахач щелкает каблуками и приветствует его, приложив руку к козырьку.

— Вольно, приятель, — говорит бургомистр с улыбкой и подает руку, чем приводит Тлахача в полное смятение. — Рад приветствовать вас при исполнении служебных обязанностей. Теперь Бытень снова стала Бытенью, граждане могут спать спокойно, раз вы охраняете их сон.

— Я не уберег их от самого себя, — отвечает Тлахач, еще не избавившийся от чувства вины.