Илья Павлов - Зеленая лампа

Одной рукой — борьба с трезвостью, а другой — водочные денежки идут государству, а сегодня ещё и алкобизнесу, думал Окрошин. Отсюда — гонения на самогонщиков. Но самое главное: именно они, домашние винокуры и винокурки, являются продолжателями вековых традиций приготовления крепкого алкоголя. «Дарья Петровна сама отлично готовит водку». Строго говоря, в фильме «Собачье сердце» речь шла не о водке в нынешнем понимании, а о самогоне. Получается, что именно самогон, то есть хлебный дистиллят профессор Преображенский вкушал с таким аппетитом. А уж он-то всякую каку точно бы в рот не потащил. Значит, самогон бывает прекрасным на вкус. Правда, те образцы, которые Окрошин пробовал в деревне у родственников и у тети Маши с улицы Мира, были премерзейшими. После них был как топор в башке, а во рту, словно кошки насрали.

Весь двадцатый век домашнему производству крепких напитков приходилось несладко. После начала экспансии ректификата к власти пришел Ильич, который однажды характерно высказался: «Я решительно против всякой траты картофеля на спирт. Спирт можно (это уже доказано) и должно делать из торфа. Надо это производство спирта развить». Говорят, что сталинская коллективизация началась отчасти оттого, что крестьяне в конце двадцатых не хотели сдавать хлеб государству, а излишки зерна пускали якобы на самогон. Дескать, сам Иосиф Виссарионович в 1928 году проехался по Сибири и лично в этом убедился. Как и у Ильича, у Отца народов наверняка возникло возмущение: как они смеют делать алкоголь из чего-то съедобного, тем более из хлеба? Как результат — раскулачивание, ссылки, голод, террор. Но ничего не поделаешь: государство стало хозяином и хлеба, и водки. При Хрущеве и Брежневе самогон бытовал в основном в деревнях, в городе безраздельно господствовала «беленькая». Окрошин помнил обилие пьяных мужичков в своем городе, они шатались, их жены ругались, скандалили, было много спящих на лавочках, на травке в парках и скверах, советская милиция таковых забирала в вытрезвители, потом возвращала в семью, на производстве таких чехвостили и воспитывали на собраниях трудовых коллективов. Это не мешало в целом идти к светлому будущему стройными рядами, особенно на демонстрациях 1 мая и 7 ноября. Впрочем, в те годы по праздникам был и коньяк — молдавский, а если повезет, и армянский. Попадалась и такая экзотика, как «Рижский бальзам»…

А вот Горбачев объявил войну всему спиртному. Оно, конечно, и рождаемость повысилась, и нация оздоровилась. Много самогонщиков за «перестроечное» пятилетие было оштрафовано и даже присело в местах не столь отдаленных. А люди стали травиться суррогатами, пробовать наркотики. Ну а Борис Николаевич, будучи большим любителем прибухнуть, открыл алкогольные шлюзы и разрешил людям гнать самогон для своих нужд. Разгул свободы, понимаешь.

Молодые годы Ивана Окрошина пришлись именно на девяностые, — отвязные, трагические, творческие. Как-то раз они с товарищем Степой Колотовым изрядно употребили. Водка вздурила головы, и в тот февральский вечер 99-го было весело и тянуло на подвиги. Но просто купить еще горячительного было скучно. «А давай я буду Чапаевым, а ты — моим конём!» — предложил Иван. Стёпе идея понравилась. Окрошин вскочил на спину друга и они вторглись в пространство винного магазина с криками: «Впере-ёд! Даёшь мировую революцию! За тырныционал!» — и ржанием. Миловидная продавщица, понятное дело, офонарела, не ожидали такой шутки и немногочисленные покупатели. «Товарищ работник торговли, приказываю вам незамедлительно выделить бутылку „Кедровой“ командиру Красной армии и чекушку „Ржаной“ моему верному коню!» — отчеканил Иван, а Степан раскатисто заигогокал, зафыркал и забил «копытом».

«Чапаев» сделал несколько кругов по торговым площадям, потом спешился, «привязал» коня к прилавку и стал разглядывать этикетки. Экипаж ППС приехал неожиданно оперативно. Иван со Степаном вмиг изобразили трезвость. Это у них получилось, потому что общение с двумя правоохранителями получилось таким:

— Граждане, предъявим документики.

— А на каком основании?

— Поступил оперативный сигнал о хулиганских действиях.

— В том, чтобы один гражданин передвигался на другом гражданине, нет состава хулиганских действий, — внятно сказал Иван и протянул удостоверение сотрудника пресс-службы администрации города N.

— Ваще нет состава, — добавил трезвым голосом «конь» и протянул милиционерам водительское удостоверение.

— Они скакали тут, шумели, — возмущалась продавщица.

— Прошу заметить, что ни одна статья административного кодекса не налагает ограничений на свободу передвижения на ином гражданине при согласии этого гражданина в темное время суток при наличии у данных граждан хорошего настроения, не нарушает общественный порядок и общепринятые нормы морали.

— Ваще не нарушает, — подтвердил «конь».

Тут ППСники дружно расхохотались, махнули рукой и ушли восвояси не составив протокола. Иван изобразил, что подвел «коня» под уздцы к кассе.

— Простите нас, девушка. Мы не хотели вас напугать. Я хотел только напоить своего вороного скакуна и немножко напоиться сам.

— Ваще как бы да, — поддержал наездника «конь».

Друзья привстали на колено и картинно-комично склонили головы.

— Ладно, ладно, хватит. Проехали. Давайте пробью вашу водку и идите уже, — она явно успокоилась. Хоть какое-то развлечение. А то сидишь за кассой, сидишь, деньги, бутылки, так и жизнь проходит.

Друзья приобрели две «Ржаной» и шоколадку.

— А шоколадка — это вам, девушка, за принесенные нами эмоциональные эти… потрясения, — выдал «конь» Степа. — Кстати, как вас, девушка, зовут?

— Катя, — неожиданно улыбнулась будущая Стёпина жена.

— Пошли уже, конь педальный! — призвал товарища Иван.

Конечно, не все нетрезвые истории заканчивались так весело. То и дело криминальные сводки (с-водки!) пестрели чуть ли не каждый день таким: сидели приятели, выпивали, выпивали-выпивали, а потом один другого ножом. Или так: сидели-сидели, проснулась ревность — результат: задушил, не помнит, как. Другой пил-пил, сел за руль, въехал в столб. Выпил неизвестной спиртосодержащей — не смогли откачать. Циррозы, сердце, агрессия, дети-инвалиды. Тысячи и тысячи застолий заканчивались похоронами.

Окрошин видел, что с тех пор класс самогонщиков только ширился и укреплялся. К нынешним временам появились специализированные магазины с винокуренным оборудованием на любой вкус и объем. И вот наконец-то в 2015 году государство разрешило предприятиям производить заводской самогон, утвердив ГОСТ на зерновой дистиллят. В этом оно, похоже, захотело перехватить инициативу у домашних винокуров, изрядно расплодившихся в нашем Отечестве. Но — поздно: джинн уже выпущен из аппарата.