Хелен Джонс - Если ты мне веришь

В зеркале на меня смотрела совсем не молодая девушка с пушистыми черными волосами, какой я знала себя всегда. На меня смотрела убогая старая женщина, истерзанная своими мыслями и воспоминаниями. По одному только ее виду можно было ясно понять, что она давно захлебнулась в потоке своих дум и теперь никак не может выбраться наружу. Единстенное, что меня порадовало в отражении, так это то, что рана на щеке начала медленно, но заживать. Однако и она придавала жутковатый вид той старой женщине.

Люсинда явно не хотела оставлять меня одну, и только я успела лечь на кровать, раскинув руки, снизу, из кухни послышался зов тетушки:

— Кристен, спускайся скорее, я приготовила кое — что вкусненькое! — старалась радостно напеть она, однако я различила в ее голосе каплю сомнения и огромную долю боли. Люсинда часто переживала в последнее время. И, конечно, в этом была виновата только я. Она совсем перестала следить за собой, перестала носить модные вещи и даже читать газеты. Тетушка надевала на себя первое, что попадется ей под руку и тут же отправлялась к телевизору, или же просто начинала судорожно вытирать пыль со всех полок. И даже дважды.

Я не ответила ничего на приглашение Люсинды. Хотя, я была очень голодна в тот момент, и мое тело само по себе потащило меня на кухню, все же мысленно я была совсем не возле Люсинды. Наверное, я слишком часто думала о парке.

Я знала, что тетушка старается скрыть свои слезы толстым куском кекса, которая она приготовила специально для меня. Она яростно старалась прожевать его, но чем быстрее тетушка это делала, тем хуже мне становилось. Я знала, что испортила всю жизнь себе сама. Но, что самое важное, так это то, что я испортила жизнь Люсинды. И пусть сначала ее упоминание о чужом мнении меня больше, чем просто взбесило, но тетя все же была права.

Теперь вся ее убранная в дальний ящик косметика и красивые платья лежали на моих плечах. Всему виной была я и только. Кого еще можно винить?

Хотя, поначалу я как только могла, пыталась остановить эти занудные мысли, повторяя, что жизнь испортить нельзя. Она либо есть, либо ее нет. Жизнь нужно принять такой, какая она была подана прежде, но ее можно изменять. И то, как ты ее изменишь, зависит только от тебя. Но все же, занудные мысли явно были сильнее меня и здравых смыслов. Я оказалась на дне.

— Кристен, надеюсь, ты не будешь против совместной прогулки? — наконец проглотила кусок Люсинда, но тут же запихала новый, давая мне время подумать над решением.

Стоит сказать, что кекс действительно получился отменным, так что и мне пришлось разговаривать с набитым ртом, чего раньше Люсинда росто не могла терпеть.

Она постоянно меня ругала за ту плохую привычку, но вчера она ни разу не упрекнула меня в этом, боясь, что наши отношения опять накаляться.

— Куда именно? — спросила я. Возможно, я бы добавила что — то еще, чтобы наш разговор не казался скучным и бесувственным. Но кекс заставлял меня снова и снова употреблять его.

Такой скудный ответ ничуть не смутил Люсинду, наверное, она и сама не была в настроении вести плодовитый разговор, и меня это успокоило. Тетушка снова подождала некоторое время, чтобы не повторять мою безтактную манеру разговаривать с набитым ртом, и тут же ответила:

— Я бы хотела прогуляться по магазинам, зайти купить мороженого, — Люсинда, будто ребенок посмотрела на меня, ожидая, что я поведусь на ее детские завлеки, — если ты что — то придумаешь еще, я буду непротив, — добавила она и снова уже в третий раз откусила огромный кусок кекса.

Сложилось такое впечатление, что Люсинда не ела более чем неделю, и теперь пытается утолить страшный голод, мучавший ее все эти дни.

Я подумала над тем, чтобы упоминуть о парке. Хотя, скорее всего тетушка бы явно отреагировала на это предложение отрицательно, и мне не следовало бы говорить о прошлом, воображая, что ничего подобного не было. В противном случае, могло произойти что — то совершенно неожиданное, и тогда я бы снова отправилась в больницу, и уже без надежды на освобождение.

Так что я счастлива, что мой внутренний голос во время проснулся и посоветовал мне не заговаривать о парке. Если бы не он, кто знает, что бы сейчас творилось между мной и тетей Люсиной.

Проговорив все это у себя в голове с неимоверной скоростью и в очередной раз поблагодарив свой сонный внутренний голос, я решила тихо произнести:

— Думаю, нам стоит прогуляться по магазинам, — безрадостно ответила я, хотя и старалась всеми силами выдавить из себя хоть чуточку положительных эмоций.

Люсинда была определенно рада такому моего ответу и, сложив грязную посуду, мы незамедлительно отправились в центр нашего небольшого городка, на который я когда то совсем недавно смотрела свысока, — Кристен наконец удалось чуть пристать, побеждая боль. Я старательно вглядывался в ее тусклые глаза, пытаясь прочесть хоть что — то. Но нет. В них была только пустота.

Город также нисколько не изменился. Даже те же люди, казалось, ходили в одно и то же время в одном и том же месте. Все это меня постепенно сдавливало.

Было чувство, что я совсем несвободна в этом мире. Хотя, наверное, испытав чувство свободы однажды, будешь думать о ней всегда. Так было со мной.

Меня совсем не привлекали ни красочные витрины, ни интересные безделушки, которыми торговали пожилые люди. Мне было все равно совершенно на все. Даже на то, что я находилась там, рядом с Люсиндой, меня не радовало. Конечно, это меня совсем не утруждало. И мне было приятно провести с ней тот день, однако все же внутри я чувствовала, что мне, определенно, чего — то или, точнее, кого — то не хватает. И я даже знала кого.

Тетушка терпеливо водила меня по разнообразным магазинам, пытаясь меня развлечь. Она была такой милой! Хотя я видела, что Люсинде это тоже было не в радость. Она показано любовалась какой — нибудь вещью, восхищалась ею, а затем ложила на место, морщив нос. Я видела это не раз. Тетушка купила лишь необходимые продукты, чтобы приготовить ужин, на этом наши покупки закончились. И зачем только ей пришла в голову мысль о том, чтобы взять меня снова к себе?

Конечно, я благодарна тетушке за то, что она хоть как — то попыталась завлечь меня, сделать так, чтобы я забыла о том парке, о том животном. Но, наверное, это было просто невозможно. И вовсе не потому, что все дела были для меня скучными и даже муторными, все же дело, скорее, было во мне. Я слишком запуталась в своих желаниях и мечтах, что действовало на меня губительно.

Я не могла, как все девушки моего возраста, улыбаясь, прогуливаться мимо магазинов, торчать в них по два часа, а затем выходить с новенькими блестящими пакетами. Это было совсем не для меня.

Помню, однажды, Люсинда говорила, что я веду себя как ребенок, что мне следует повзрослеть, познать жизнь, а уж потом судить о ней.