Хелен Джонс - Если ты мне веришь

Но, кажется, вряд ли ее разбудила даже стрельба из автомата, настолько бедная женщина крепко спала, ведь вся ее жизнь была до краев наполнена трудностями.

Однако у меня не было с собой крекеров, это меня огорчило. Ближайшие магазины уже давно закрылись, так что шанса достать любимое лакомство животного у меня, к сожалению, не было. Но я не слишком переживала по этому поводу. Я направлялась в тот парк, в предвкушении, что же ждет меня на этот раз.

Не знаю, по какой причине, но вчера на улицах было больше народу, чем обычно. В основном, эти создания выходят только по праздникам или трагедиям. Но, ни того, ни другого тогда не намечалось. И по какому поводу прохожие сновали туда — сюда, не дав мне подумать, мешая пронзительными взглядами и топтаньем по дороге, я не могла знать.

Хотя, в парке так и ни кого не было. Ни один человек, отчего — то не желал проходить сквозь него, даже если ему нужно было по другую сторону парка. Это было замечательно, по мне. Так, я могла снова, как совсем не так давно, усесться на покошенную лавку и с чудесным настроением ожидать появление своего друга.

Шло время. Становилось холоднее. Некогда теплый мягкий ветер, нежно касающийся моих волос, вдруг превратился в жестокое явление природы, отчего мне стало не по себе. Мне казалось, будто он хочет меня о чем — то предупредить, но я его не слушала. И я не слушала никого, кроме своего внутреннего голоса. Только он мне подсказывал, как жить и что нужно делать. Он меня жалел, когда мне было плохо, давал советы. Только он мог меня утешить и сделать так, чтобы я не покончила с собой. Хоть, такие мысли и не часто посещали меня. Однако я благодарна ему за все, что он делал мне. Поэтому и тогда я терпеливо сидела на лавочке одна в целом парке и ждала.

Проходил час, два. Конь все еще не приходил. Даже не было слышно ни шорохов, ни хруста. Тишина. Только слышно было горькое зовывание ветра, безмолвно повторяющего; «а я говорил». И от этого мне становилось жутко стыдно перед собой, но страшно обидно перед голосом, что находился внутри моего дрожащего тела.

Ведь это он меня уговорил идти в парк, он нашептывал, что меня ожидает что — то крайне необычное, потрясающее. Правда, он был прав. Для меня было совершенно необычно сидеть в парке одной просто так. Я совсем привыкла к тому животному, и его отсутствие для меня было весьма неприемлимым.

Зубы постукивали сами собой. Поначалу я терпела даже холод. Он проникал ко мне под плащ, под кофту. Тогда мои мысли о приходе животного отходили на второй план, и я думала только о холоде.

Я потирала руки, горячо дыша на ладошки. Но все без толку. Ветер завывал все сильнее, будто главной его целью тогда было прогнать меня.

Не могла я подумать о том, что мой друг, единственный друг мог не прийти на нашу, возможно, последнюю встречу. Это было несправедливо по отношению ко мне. Не могла я и подумать, что его отсутствие объяснялось отсутсвием у меня его любимого лакомства. Что — то мне подсказывало, что это совсем не так. Но отчего он не пришел тогда? Разве не мог он всем своим нутром почувствовать мое появление? Неужели забыл? Или, быть может, обиделся? Хотя, что за чушь я несу, и как я могла такое подумать?!

Вероятно, после моего нахождения в больницы что — то изменилось. Я не хочу говорить о том, что будто все это было моей болезнью. Вовсе не так. По крайней мере, я так не думаю. Это вовсе не мое выздоровление. Он просто не пришел. Пусть я и не могу знать причину его не появления, все же хочу сказать, что какой бы причина не была — оправданной или напротив, полным бредом, я все равно не хотела мириться с этим.

Я просто не понимала, да и не хотела понимать, за что он со мной так поступил? А может, просто не знал, что я пришла? Но ведь такого не могло быть. Вся моя жизнь развернулась так, что последним шансом увидеть его был именно вчерашний вечер. Вряд ли я смогу хоть еще когда — то выбраться туда, если только не откажусь от своих слов, чего я делать совершенно не намерена.

Но тот шанс был упущен. И я уже ненавидела то животное, я не могла его терпеть. Даже одна только мысль о нем приводила меня в жуткое бешенство, от которого мне хотелось разнести весь парк, все те старые лавки, чтобы больше никогда у меня не было возможности вдруг встретить его.

После того как все мое тело окончательно закоченело, а мысли начали съедать мой мозг, заставляя разговаривать с собой, я поспешила отправиться домой, к Люсинде. Хоть о ком — то, кроме себя я должна была подумать. Но не смогла.

Я все стояла и ждала, глядя на высокие деревья. Ветер пытался сорвать оставшиеся листья, из — за этого шум создавался такой, что я будто слышала слова утешения. Они словно говорили мне, что со временем все будет хорошо. Но какое дело мне было до времени?

Деревья словно услыхали мои противоречивые мысли и в мгновение стали жестоки ко мне. Теперь они вовсе не утешали меня, а старались как можно больше вселить страха в мою и без того напуганную душу. Они хотели свести меня с ума. Но они не знали, что я уже сумасшедшая. Однако им все же удалось меня прогнать. И обессиленноя, мое тело повернулось к выходу.

Я то и дело оборачивалась. Шаг — и я снова смотрю на ту лавку, на те кусты, из — за которых когда — то появился конь. Еще шаг — и вот я встала. Мысли тут же набросились на меня, и я уже не могла противостоять им. Они подобны голодным бродячим псам — главное утолить голод, который пытался свести их в могилу.

И тут я почувствовала, как мои ноги подкашиваются и я медленно, словно прошло несколько минут, падала на землю. За это время в моей голове пронеслось: «О Боже, только не снова».

Может, я сказала это вслух, а может мысленно. Я помню невыносимую жуткую боль, словно тысячи толстых игл вонзались в мое тело и я закричала. Дальше — темнота. Стало тепло и тихо. И уже ни ветру, ни деревьям не по силам было меня испугать, — Кристен закончила рассказывать про свой вчерашний день и снова прилегла на подушку, досадно вздыхая.

Она не хотела больше ничего говорить, но и не хотела, чтобы я покидал ее. Хотя отчасти я был доволен рассказом Кристен. В ее словах звучала хоть какая — то логика. И ее рассказ был чем — то схож с моим походом в тот одинокий парк. Вероятно, Кристен становилось лучше.

Не посмотрев на меня, девушка снова повторила свой не так давно заданный вопрос:

— Так мы прогуляемся, мистер Норвингтон?

Я не хотел отвечать. Кристен нельзя было на улицу, и чтобы избежать очередного, может даже, рокового приступа, я строго ответил:

— Не сегодня, Критен, извините. Может, завтра, — я специально добавил это, чтобы девушка не слишком переживала из — за всего произошедшего, и чтобы у нее появилось хоть какое — то желание увидеть завтрашний день.