Хелен Джонс - Если ты мне веришь

Девушка могла лишь выдавить из себя:

— Я думала, что могу вам доверять, — только проговорила она, как кашель тут же перехватил ей доступ кислорода. Она даже не могла вздохнуть, как подобается, от этого ее слезы снова наполнились слезами. Но те слезы явно были не от того, что Кристен осталась непонятой совершенно никем, а от боли, которую доставляла ей болезнь.

Мое сердце замерло. «Только не сейчас», — мысленно проговорил я и вглядывался в лицо девушки как можно тщательнее, чтобы разобрать, в чем дело. Поначалу я подумал, что это лишь обычное явление, но совсем скоро даже тот старый умерший эгоист начал мне твердить, что время пришло.

Кристен скорчилась, не давая мне больше взглянуть на свое лицо, и от этого мне стало еще страшнее. «Только не сейчас» — повторял я, но уже намного громче.

Глава 47

Я шел домой, с мыслями о том, что моя жизнь снова становиться, как и прежде. Хоть рассказы Кристен и были ерундой, все же им удалось внести в мою жизнь немного разнообразия. И сейчас, когда мисс Раян уже не было что рассказать мне, я был более чем просто расстроен.

К тому же, Кристен не хотела со мной разговаривать. Откашлявшись, она даже ни разу не посмотрела на меня, хотя мне удалось заметить на ее глазах свежие слезы. Кристен вообще больше ни сказала мне ни слова и на все вопросы она отвечала равнодушным молчанием.

Конечно, после того, что я выразил свое мнение по поводу ее истории, это было ясно. Кристен просто не могла ничего мне сказать. Даже если бы очень захотела. Истории уже не было, а размышления по поводу нее потеряли всякий смысл после моих слов. Наверное, будь я на месте мисс Раян, я бы поступил также. А может, и нет. Я просто никогда не смогу быть на ее месте. Если только Бог мне не подарит такую удачу, как сойти с ума. О чем я, собственно, и просил его вечерами.

Но все же те несколько минут разговора с Кристен повлияли на все мое настроение в тот день. Мне совсем ничего не хотелось. И снова эгоист преобретал силы и вынуждал поступать меня так, как я совсем не хотел. Но я не знал, как освободиться от него и как снова начать жить. Ведь я совсем ни сколько и не изменился. Все оставалось по прежднему.

Даже звонко лающая Розалинда не придавала мне никакой радости. И это, видимо, моя любимица поняла сразу. Она уныло побрела назад в комнату, даже не дав погладить себя. Рози привыкла к такомуобращению, но я будто даже не замечал того, как дурно обхожусь со своей питомицей.

Мои глаза постепенно заплывали пленкой безразличия, но все же сквозь нее я смог различить угнетенную собачью фигуру. Ей явно недоставало любви.

«Розалинда, и ты туда же!», — крикнул я ей вслед, но собака даже не повела ухом и скрылась за стеной. Тогда мне хотелось, и кричать, и плакать, и истерически смеяться. Я совершенно не знал, что дальше делать, и от своих мыслей меня повергло в дрожь.

Беспомощно валялось мое тело на разодранном диване, но голова и не думала отдыхать. То и дело ко мне приходили мысли о жестокости этого мира, о его проблемах, о Кристен, в конце концов.

Но о мисс Раян я, отчего — то думал не так долго, как прежде. Мне лишь пришло в голову, что, возможно, Кристен действительно что — то видела. Но после того, как я произнес мысленно те слова, мое тело снова задрожало. И как можно было такое подумать?

«Джим Норвингтон, не сходи с ума!», — крикнул я в потолок, но ответа, как и ожидалось, не послышалось.

Мысли настигали меня, накладываясь друг на друга и, в итоге они перемешались до такой степени, что я невольно спрашивал себя: «А не сумасшедший ли я уже?» Но ответить на это я не смог, ибо мои силы и физические, и умственные совсем иссякли и я медленно начал погружаться в сон.

Разбудил меня звонок телефона. Он звенел так настойчиво, что, казалось, на другом конце провода висел очень сердитый и разъяренный чем — то человек, который в буквальном смысле хотел проглотить меня целиком.

Я еле дотянулся до трубки. Сил совсем не было и, пытаясь не уронить аппарат, я поднес его к уху:

— Слушаю, — прошептал я, хоть и хотел сделать голос намного громче.

Раздался тревожный голос Грэма. Он говорил еще испуганней, чем тогда, когда пытался мне сообщить о первом приступе Кристен. Мое сердце при одном его только слове тут же бешено заколотилось. Я даже сначала испугался, что Грэм может его услышать. Но мужчине явно было не до этого, и он продолжал говорить:

— Мистер Норвингтон, извиняюсь, что звоню так рано, — я посмотрел на часы. Доходило шесть часов утра. «Ну и проспал же я», — в мыслях мне пришлось произнести. Эта мысль проскочила так быстро, что я даже успел заметить короткую паузу Грэма, — вынужден вам сообщить, что сегодня ночью мисс Раян скончалась.

Эти слова звучалитак, будто меня резко хлыстнули плетью, но совсем не по спине, а по сердцу, которое постепенно скукоживалось и превращалось в никому ненужный смятый клочок бумаги. Те слова приговаривали жить дальше еще отвратительнее и бессмысленнее, чем раньше. Я даже сначала не совсем понял истинный смысл тех слов.

Мужчина с легкостью вздохнул, показывая, как сложно ему было это говорить. А я так и не смог ничего ответить. Эта информация повергла меня в шок. Я не знал, как мне отреагировать на слова Грэма: то ли холодно и спокойно, то ли жалостливо и испуганно. Во всяком случае, и то, и другое удовлетворило моего помощника. Его удовлетворил бы любой ответ, главное, чтобы я хоть что — то ответил. Но я не мог. Просто не мог выразить свои чувства, ведь их совсем не стало. Кристен словно забрала их с собой, забрала ту яркую и насыщенную жизнь, где я с радостью ходил на работу, приветсвовал Грэма и разговаривал с ней. И как бы я не хотел, даже знать о том, что мисс Раян больше нет на свете, все же изменить я совершенно ничего не мог. Хоть это и было единственным еланием моей дальнейшей жизни.

Даже лежа на диване, я чувствовал, как мои ноги и руки дрожат и я вот — вот выроню трубку на пол.

Грэм ждал ответа, но я только прерывисто дышал и не мог выговорить ничего.

Я просто не мог и не хотел верить этим словам. Мне мысленно приходилось повторять, чтобы хоть как — то привести самостоятельно себя в чувства:

«Такого просто не может быть! На самом деле, сейчас Кристен все еще спит в своей палате, а, быть может, ее уже перевели в общую палату, что значило еще лучшее место пребывания для Кристен», — так, по крайней мере, я себя успокаивал. Но не до конца. Осознание того, что случилось все же присутсвовало, и я не мог от него скрыться. Я просто не хотел, чтобы Кристен была мертва. Неужели, я больше не смогу поговорить с ней? Увидеть те блестящие от радости глаза? Услышать, как она хлопает в ладоши, когда эмоции ее переполняли? Или как она обижается, надувая губки, подобно ребенку? И все это вводило меня в ступор. Такое бывает, когда не хочешь мириться со смертью дорогого тебе человека. Да, я уже точно знал, что Кристен была для меня не просто пациенткой. Она, определенно, значила для меня нечто большее.