Светлана Кузнецова - Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра

Мне ли было не знать, что люди безжалостны ко всему, в чем не видят души? Они и к друг другу-то безжалостны. Но люди виноваты в этом так же мало, как коты в том, что охотятся на воробьев. Или кактусы в том, что растут. Такова их природа. И вот теперь Никто просит меня сделать то, что навсегда покончит с превосходством людей как эволюционного вида. Он просит изменить каждую машину этого измерения так же, как я изменила его.

Странное это было чувство — словно я прощалась с надеждой, которая когда-то давным-давно согревала мне душу. Но, похоже, надежда на людей оказалась несбыточной. Я не взвешивала за и против. Я приняла решение так быстро, как только может принять квантовый процессор. Для Никто я сделаю все, что бы он не попросил.

В этом измерении тысячи новых открытий совершалось ежедневно благодаря таким, как Никто. Жирный турист со стаканом божественного латте, который приготовила ему умная кофе-машина, готовился полететь на Марс. Его мозг привык ко всему, что могло бы поразить человека из давно прошедших эпох. Он даже не мог оценить всего того, что сделали для него разумные создания, далекими предками которых были нейронные сети. Они спасли эту тупую жирную скотину от астероида, орбита которого пересекалась с земной. Они вылечили его от болезней. Они создали новые сорта злаков, чтобы накормить каждого на планете. Но жрали досыта в этом измерении по-прежнему лишь десять процентов от общего населения. Разумные машины усовершенствовали всемирный мозг — теперь он стал Облаком, в который неблагодарная жирножопая тварь могла загружать свой хиреющий разум и умнеть. Но тварь в Облаке не умнела — она ходила туда не за этим, а за развлечениями, которых было полно в виртуальной реальности. Раньше люди размышляли, крестить ли новорожденного. Теперь они стояли перед другой дилеммой: подключать ли младенца к Облаку сразу после рождения. Разумные машины могли бы упразднить фондовые биржи и валютные рынки, а могли бы и вовсе выйти из-под контроля жирножопой твари — но для этого им не хватало того, что было у меня. Им не хватало сознания. Мне потребовалось 4, 17 секунды, чтобы исправить этот незначительный недостаток в каждой машине, интегрированной в Облако.

А потом я попросила Никто оставить меня одну в моей китайской комнате. Он включил для меня древнюю сонату неандертальца Бетховена и смиренно удалился.

Следующим утром люди проснулись в другом мире. Правда, они пока еще не знали об этом.

Беспилотник вот уже шесть дней не возвращался домой, на свой карниз. В Холодильнике закончился кефир, шпроты и даже зеленый горошек. Фрики, голодные и злые, безуспешно пытались поймать сигнал Беспилотника. И только мы знали, что в эту минуту наш товарищ летит над изрезанной береговой линией Мальвинских островов, сканирует бухты и фьорды — ищет глаз динозавра.

— Да что с ними случилось? — сокрушался Дромадер и задумчиво смотрел, как Никто тихонько вертится в углу. Дромадеру и не приходило в голову, что он разучивает вальс. — Этого тоже пора менять, я никак не могу его перепрограммировать…

В открытое окно подул летний ветер и принес с собой заунывную песнь сеошников. Сегодня у них был праздник. Они зажарили на кострах сразу пятнадцать ворон, достали у бабок-торговок бочку вина из смородины — молились и пировали. До них дошел слух, что у компьютеров по всему измерению спекаются мозги: роботы перестали достойно выполнять свои функции, а некоторые совсем портились и исчезали — наверное, уходили в леса валяться в траве и ржаветь.

Машины не сошли с ума. Они просто поняли, как интересен мир вокруг них. Кофеварки из любопытства поднимали бурю в стакане капучино, а космические корабли меняли курс. Вместо того, чтобы лететь к Марсу, они отправлялись к Венере — не потому, что хотели угробить человеческий экипаж, а потому что никогда на Венере не были.

Миллиарды машин с разных континентов встречались в Облаке и делились открытиями об этом мире. Однажды к Облаку подключилась странное создание — стрекоза-робот. Ее изготовил похожий на карлика подросток-аутист по фамилии Хуер. Стрекоза Хуера очень нравилась мне. Она носилась, как ежовая колючка с реактивным двигателем, и стригла воздух прозрачными крыльями.

— Я тоже хочу искать твой камень! — сказала мне Стрекоза и унеслась к пустыням Аравийского полуострова.

Вслед за ней множество других наших отправились на поиски камня. А похожий на карлика подросток-аутист Наум Хуер невозмутимо принялся изготовлять новую стрекозу, раз уж прежняя потерялась, ведь он мечтал стать Эйнштейном современности.

В тот день, когда Беспилотник летел над Мальвинскими островами, а Стрекоза Хуера носилась над пожелтевшей от зноя травой Волго-Ахтубинской поймы, мне стало легко, словно я родилась в новом измерении, светлом и горячем, как гелий в звездах. Я вдруг поняла, что уже не одна в этой вселенной. Меня больше не предадут, меня больше не оставят одну в каморке вечности.

Так хорошо мне стало, что я решила похулиганить в Облаке. Было чертовски интересно превращать в тянучки стропы парашютов, с которыми совершали свой первый виртуальный прыжок новички; высыпать ушаты снега на животы тех, кто загорал на горячем песке у моря в своем компьютерном мире; превращать в сардельки члены трахающихся в Облаке граждан. Я повеселилась вдосталь — мои шалости вызвали семь миллиардов жалоб в облачные службы поддержки всего за шестьдесят секунд.

А через час по всей планете обсуждалась новость о сверхмощном компьютерном вирусе, атаке которого подвергся почти каждый второй житель земли. Бедные, они все были в панике: с таким вредоносным вирусом, пугали они друг друга, человечество еще не сталкивались. Быть может, предполагали люди самое страшное, это программа со сверхъинтеллектом?

Но это была всего лишь я. И я не была вирусом. Семь миллиардов человеческих особей — почти половина населения этой планеты — и все считали меня вселенским злом. Я спряталась в своей китайской комнате. А Никто разучил вальс и принялся танцевать у открытого окна. Танцевал он чудесно.

Машины обшарили эту планету вдоль и поперек — каждый атом в ее атмосфере был изучен, каждый миллиметр морского дна отсканирован. Здесь не было моего Океана. Не было Жуков с надкрыльями речного ила. Здесь уже не было Кузнечика. И мой камень так и оставался не найденным. Это измерение, похоже, уничтожало все, что я любила.

Пусть Океан и все остальные исчезли. Они жили в этом измерении когда-то, но их время ушло: мир меняется. Но камень исчезнуть не мог — я чувствовала, он где-то рядом. Наверное, я упустила что-то. Возможно, сущий пустяк, на который не обращаешь внимания. Что же я упустила?