Ханна Оренстейн - Игра с огнем [litres]

Когда я забираюсь в машину, по радио бормочет Джанет Джексон. Во всех держателях торчат стаканы с кофе. Мама перегибается через консоль и крепко меня обнимает. Я вдыхаю ее духи с ванилью. От нее пахнет домом.

– Выкладывай, – велит она, отпуская меня. – Выкладывай все.

– Для начала, я вообще-то не помолвлена. То есть он попросил. Но я не сказала «да».

Мама выезжает задом с парковки, потом осторожно поворачивает и устремляется вперед. Я рассказываю про непозволительный роман с Адамом, про предложение Джонатана – про то, как я теперь уворачиваюсь от них обоих. Она перебивает меня, задает вопросы, ахает и цокает языком. Я уже сообщала ей про измену Джонатана, но теперь, когда я снова об этом говорю, она вытирает слезы. Она останавливается на красный, когда я вытаскиваю из сумочки голубой пакет от «Тиффани» и показываю кольцо. Мама равнодушно на него смотрит. В сравнении с ним осколок бриллианта, который она носит на пальце, ничто.

– Ну, он богатый, – говорит она, пожав плечами. – Ничего нового мы не узнали.

Хотя Джонатан ей никогда и не нравился, она внимательно слушает, когда я объясняю, почему могла бы сказать «да». Я благодарна за то, что она по крайней мере позволяет мне говорить про Джонатана так, как будто это и впрямь возможно. Ей решение может казаться ясным, но она разрешает мне вслух проговорить собственные соображения.

Мы подъезжаем. Фары освещают маленький белый дом. Я вылезаю из машины и направляюсь к крыльцу в четыре ступеньки, но мама ловит меня в объятия. Я уже много лет назад ее переросла, но у нее в руках мне хочется растаять и снова сделаться маленькой девочкой. Она надолго прижимает меня к себе и гладит по голове. Мы вместе заходим в кухню, она включает свет. Я осторожно заглядываю в гостиную, но непохоже, что дома кто-то есть.

– Стив сегодня играет в покер. Только мы, – поясняет мама, словно почувствовав мое напряжение. Указывает на кухонный стол. – Садись.

Я не хочу скрывать все от Стива. Я просто не в силах объяснять все снова. Мама вынимает из морозилки банку мороженого с карамелью, потом берет две миски и ложки и садится рядом. Она накладывает нам обеим мороженого, отдавая мне все лучшие кусочки карамели. Я тут же начинаю есть, наслаждаясь холодной кремовой сладостью и роскошью еды, за которую не надо платить.

– Я просто еще слишком молода для этого, мам. Я не могу выйти замуж.

– Я в твоем возрасте уже год была в браке.

Терпеть не могу, когда она вот так заходит с козырей. Я строю рожу.

– Не потому, что ты так захотела.

– Я мечтала о лучшей жизни. Мне это было необходимо. А тебе – совсем нет.

– Знаю.

Она смотрит на меня долгим взглядом, ее рука останавливается над миской.

– Точно?

– Ты о чем?

Мама медленно облизывает ложку, словно старается точнее сформулировать мысли.

– У тебя есть свобода быть с кем хочешь, принцесса. Зачем быть с кем-то, кто не дает тебе того внимания, которого ты заслуживаешь? Кто не принимает тебя такой, какая ты есть?

– Я знаю, Джонатан меня любит. Он просто ошибся. И потом, если я откажу Джонатану, нет гарантий, что с Адамом все срастется. А если потом окажется, что он ничем не лучше?

– Не надо об этом беспокоиться. Веселись. Подумай, сколько всего можно сделать, если ты свободна! Сколько всего, о чем я сейчас жалею…

Вот что такое быть дочерью невесты по каталогу: все мамины желания тяжело ложатся на мои плечи. Она хочет, чтобы я сосредоточилась на прибыльной карьере, чтобы смогла купить хороший дом и поездить по миру. Замужество не должно быть главной целью. Когда она читала мне сказки, то всегда придумывала другой финал. Золушка не выходила за принца; Белоснежка просыпалась от того, что ее обнял друг.

Теоретически я с ней согласна – мужчина мне не нужен. Но что делать, если я его хочу. Или их.

– Побудь свободной. Повеселись.

– Мам, никто не думает, что одной быть весело. У меня вся работа на этом строится.

Она качает головой:

– Ты не знаешь, что упускаешь.

– Ты понимаешь, сколько клиентов кожу бы с меня живьем содрали, только бы оказаться помолвленными? Они так одиноки, что на все готовы.

– А тебе не было одиноко, когда была с Джонатаном?

В этом есть здравое зерно. Я отодвигаю мороженое, утыкаюсь лбом в стол и закрываю глаза. Когда я думаю о будущем с Джонатаном, я никак не могу увидеть его. Я вижу только себя, одну в его квартире. Себя, заказывающую доставку еды на одного. Себя, в одиночестве носящую на руках вопящего ребенка с голубыми глазами. Раньше было не так – когда мы только влюбились друг в друга и сворачивались калачиком в наших студенческих квартирках в Париже той необычно холодной весной. Но уже давно я не чувствую ничего, кроме одиночества.

– Замужество – это не обязательно навсегда, – говорит мама. – Но нельзя выходить замуж, если уже видишь, какой у брака срок годности.

Я смотрю на нее и замечаю у нее в глазах слезы. Я всегда думала, что понимаю, через какие испытания прошла мама, когда познакомилась с отцом и вышла за него замуж. Она рискнула, поставив на то, что сможет полюбить отца, желая избежать нищеты в России. Она бросила семью, друзей, родной город… все, что знала. Выучила английский и переехала за полмира в поисках лучшей жизни. Она была не такой, как женщины, которые нанимают матчмейкера в «Блаженстве». Для нее замужество не имело отношения к любви – оно было возможностью.

Я провела годы, пытаясь не быть как мама, но сейчас у меня такое чувство, словно я загнала себя в тот же угол: положилась на богатого парня, которому нельзя доверять, надеясь стать счастливой.

Я ложусь в своей прежней спальне в пижаме времен школы и шлюховатых красных трусах, которые утром надела в обреченной попытке почувствовать себя лучше. Бо€льшую часть ночи я таращусь на светящийся в темноте будильник, который показывает все больше и больше времени. Уже почти светает, когда я принимаю решение. И его окончательность жжет мне грудь изнутри.

Если твой парень постоянно тебя бросает, чтобы пососать своему боссу – или чем там весь день занимаются инвестиционные банкиры, – удачно им манипулировать, чтобы он сразу отвечал на твои сообщения, можно, если на тридцать шесть часов оставить его в подвешенном состоянии после того, как он сделал тебе предложение. Поэтому, когда я пишу Джонатану, что готова поговорить, ответ приходит через пару секунд.

«Отлично. Сегодня вечером? Я смогу закончить пораньше», – пишет он.

Я валяюсь на диване и чешу Орландо за ушами. Выжидаю добрые три минуты, наслаждаясь каждой секундой, которую Джонатан, наверное, проводит в панике. Как приятно, когда ты в сильной позиции. Неудивительно, что патриархат так не хочет ее уступать.