Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Деревня, где нам предстояло выступать, находилась на окраине Нидерлаузица. Дорога шла через разработки бурого угля, среди карьеров и отвалов — чисто лунный ландшафт. Когда мы прибыли на место, деревня показалась обжитым людьми оазисом.

В этот вечер было много всякого такого, от чего на душе стало и скверно, и грустно. Сцена в деревенском клубе оказалась слишком мала, специального помещения для переодевания не было, пришлось использовать для этого заднюю гостевую комнату, которую для нас заранее освободили. Публика состояла большей частью из бабуль и дедуль, казалось, целый век сидят они в этой деревушке, позабытые богом и людьми. Бургомистр, дядечка образца пятидесятых годов, выступил с непременной речью о социализме, о неуклонном движении вперед и о нас в нашем отечестве ГДР.

Выступили мы в этот вечер плохо. Даже скверно. Хотя кое-кто из бабуль утирал платочком глаза. В основном когда мы пели старые песни. Это только разозлило меня. Досадно было за нас, за наш ансамбль.

После концерта мы еще побыли там с час. Бабули вовсю глушили ликер, дедули — водку; они настойчиво приглашали нас пить вместе с ними и обязательно за их счет.

Я выбралась из зала, пошла искать Матея; среди шума, возлияний и табачного дыма я и не заметила, как он куда-то скрылся…

Я сбежала по каменным ступеням крыльца — меня обступила вдруг тишина. У крыльца стояли две машины и несколько велосипедов, прислоненных к стене дома.

Небо все было в звездах. Прохладная июньская ночь. Я зябко поежилась. Жакет мой болтался на стуле где-то там, в комнате, но назад идти не хотелось — это значило по меньшей мере раза два-три выпить с бабулями, а отказывать было неудобно.

Я пошла вдоль улицы. Постройки были преимущественно старые, новые дома не попадались. Деревенька доживала последние дни, она была назначена на снос. Палисадники, чувствовалось, запущены, сплошь поросли бурьяном, заборы кругом тянулись ветхие, облезлые… Я дошла до конца улицы — собственно, и вся деревня. Сосновый лес, обступавший ее со всех сторон, здесь был сильно вырублен; совсем рядом угольные разработки — за торчащими пнями вдалеке светились огни; слышен был звук работающих экскаваторов…

Я вернулась в клуб. Матея так и не нашла; после, когда мы с песнями садились в автобус, я увидела его: он уже сидел на своем месте.

В пятницу на утренней репетиции присутствовал Воска. Он занимает какой-то пост в министерстве культуры и считает себя в этом качестве ответственным за наш ансамбль.

Мы поздоровались в перерыве. Воска спросил, не хочу ли я пообедать с ним, где-нибудь в городе. Я обрадовалась, в комнате у меня после полудня будет наверняка такая же духотища, как и во все эти дни.

Воску я знаю три года, с самого поступления в ансамбль. Он и раньше не раз приглашал меня пообедать с ним где-нибудь; эти знаки внимания немного скрашивали мою жизнь — особенно в первый скверный для меня год. Лейла и Эви еще любопытничали, не навязывался ли он ко мне случайно в любовники, он тут, дескать, уже пробовал обхаживать всех девиц, поочередно. Вздорная болтовня все это, думала я. Воска всегда был просто очень любезен со мной, и только.

В присутствии Воски Янтца не переходил дозволенных границ, и репетиция в этот раз прошла на удивление хорошо. Я стояла на сцене среди других пар одна, без Матея — он еще в среду сказался больным, — дело от этого, однако, нисколько не страдало.

Я поехала с Воской в Милтвиц, в «Белый гусь». Мы оказались единственными посетителями. В ресторанчике этом очень даже недурно, хотя интерьер полностью отделан под фольклор и фигурные резные сиденья твердые.

Воска, несмотря на мои протесты, заказал еще и первое, он считал, что несколько килограммов мне вполне можно прибавить.

Он настоял также, чтобы мы выпили вина.

После того как кельнер поставил перед нами бокалы, Воска стал восхищаться моей арабской кофточкой, которую я недавно купила у Иоханны. Он пошуршал тканью на рукаве и сказал:

— А у тебя маленькие руки.

Еда была, как всегда, вкусной, и я быстро управилась со своей порцией. Окна ресторанчика выходили на площадь, прямо напротив высилась белая церковь; мимо прогромыхал трактор с прицепом, и стекла в окнах слабо задребезжали.

Я вдруг почувствовала себя совсем разбитой. Начиная с понедельника мы каждый вечер где-нибудь выступали и по целым дням репетировали; все время в напряжении. Доев остатки своего салата, я положила вилку, нож и бумажную салфетку в тарелку и откинулась на твердую резную спинку; подумала, куда бы деть руки — стулья были без подлокотников, и я просто свесила руки вниз.

Воска все еще ел, не поднимая глаз; он так усердно выскабливал — чуть ли не вылизывал — в своей тарелочке, казалось, весь мир для него сосредоточился сейчас на еде…

Глядя на него, я подумала вдруг, что сейчас только, в первый раз, хорошенько могу рассмотреть его. Вообще, это неприлично — вот так, в упор, разглядывать человека. Лицо его выглядело несколько оплывшим; щеки дрябло свисали, нос терялся где-то между ними, подбородок казался слишком маленьким в сравнении с широким и как бы четырехугольным лбом. Лейла никогда не упускает случая отозваться об этом лице не слишком лестно. Я считаю, что это несправедливо, никто, в конце концов, не выбирает себе внешность. А что такого в лице ее Янтцы? Жесткое, желчное. Куда уж там до красоты.

Воска отодвинул пустую тарелку, поднял глаза, достал носовой платок и стал вытирать им рот. Теперь он снова был человек как человек, как любой другой.

Он сделал знак рукой мужчине в зеленой национальной жилетке за стойкой и заказал еще две кружки вина.

— Я решил обставить свою квартиру в зеленых тонах, — сказал Воска.

Я заметила, что он пытается справиться с отрыжкой, и отвела глаза. Кельнер принес две кружки вина и убрал тарелки.

— И в кабинете у меня будут зеленые кресла. Я уж настою на своем. Пусть все удивляются. Зеленый цвет действует на меня успокаивающе.

Я мучительно раздумывала, что бы такое уместное сказать в ответ, но ничего в голову не приходило, и я только кивнула.

— У тебя такого рода забот нет, а? — Воска криво усмехнулся. Ему, должно быть, было лет сорок пять. Наверняка он мне когда-нибудь говорил, сколько ему точно, только у меня как-то не отложилось в памяти.

Я пожала плечами.

— Да, зеленый, в общем, неплохо, — нашлась я наконец.

Впрочем, это уже было ни к чему, Воска продолжал свое:

— Жена торопит с постройкой дома. И все уже есть, и кредит, и участок — но теперь, похоже, раньше осени не соберусь. Я ведь хочу съездить еще в Аренсхоп. Недельки на две. В курзал. Ты бы тоже, наверное, не отказалась?

Что тут можно было ответить. Кто отказался бы от Балтийского моря.