Валерий Попов - Нарисуем [журнальный вариант]

Гуня вдруг мне шепнул жарко:

— Кстати, мама взглядов его абсолютно не разделяет!

По разные стороны баррикад в одной постели.

Однако когда Швец подошел, Гуня отрекомендовал меня лихо:

— Этот одной ногой уже наш!

Швец поглядел сквозь пенсне почему-то неодобрительно. Мама глянула более благосклонно. Захотела не примой-балериной стать, а женой депутатской. А в “золотых рыбках” — Гуня и я!

— Но ты меня не бросишь, надеюсь? — шепнул Гуня, когда они прошли.

Да-а, однажды, по его просьбе, одному министру я написал. Потом долго каялся!

А теперь Гуня думает — получится лучше?

— Ты знаешь ведь — все воруют! — Гуня шепнул мне.

— Не может быть.

— Но здесь будет не так!! — вдруг рявкнул он. Я даже отшатнулся. Ну нет так нет.

— Вот! — я выставил Пеку вперед, последнюю нашу моральную опору, как мне казалось на тот момент.

Гуня почему-то не обрадовался.

— Ну, пусть побудет, — вяло произнес он.

Мол, позволим ему, хотя бы в щелочку, глянуть на сияющее царство справедливости и добра!

— Отечеству послужить не хочешь? — это он для Пеки повторил, но уже как-то вяло. Пека в ответ лишь зубами заскрипел. Чувствуется — разные у них представления о добре!

— Вывеска где… Института профтехзаболеваний? — выдал Пека свой злобный характер. В такой момент!

— Все! Я помчался! — Тактично “не расслышав” Пекиной бестактности, Гуня ускакал. Таким образом вопрос Пеки как бы в меня попал. Но что я мог ему ответить? Что профтехзаболевания у этих уже не те? Или что лечатся они в другом месте?

— Ну пошли посмотрим! — грозно Пека произнес.

Конец съезду?

— К-куда?! — Санчо вдруг именно Пеку ухватил. Чутье охранника!

— Со мной, — пояснил я.

— А ты кто?

Да — это уже не кино. Быстро тут духовные ценности меняются!

— Санчо, что там? — крикнули сверху (голос удивительно на Гунин похож).

— Да прутся тут разные.

— Рубай их!

— Ну рубай! — раздвинул Пека рубашку. Явилась татуировка на его груди — колесо с крылышками.

— Наш человек! — радостно вскричал Санчо. — Ладно. Мирно иди себе.

Мы сошли на пляж, улеглись на гальку… Солнце припекает уже! Какой длинный день. Отдохнем? Как же!

— Ты хочишь, чтобы мы наказали тебя?

Подняли головы. Два джигита, рыжий и черный, стояли у пляжа. Пожилой однорукий мужик таскал единственной своей рукой, закинув на спину, топчаны — и два с грохотом уронил.

— Э, э! — Пека подскочил к горцам. — Может, самим потаскать?

— Не учи нас! Это наш пляж!

— А может, маленько поучить? — Пека вытащил из штанов ремень с бляхой, на руку намотал.

— Что ж… давай поучимся! — Рыжий выдвинул из ножен кинжал.

Все, сейчас кровь прольется! У джигитов, раз уж вынул оружие, стыдно необагренным его опускать.

— Прекратите! Мы делегаты! — я завопил. Стыдно, но зато громко.

И вот уже верный Санчо летит, свистя шашкой.

— Я с вами, мужики! Любо! Давай! — крутил шашку, “разгоняя” ее, как положено в кавалерийском бою. У нас с Пекой даже слезы потекли… впрочем, они давно уже льются, давно — какой-то едкий дым. Видимо, будущих сражений? Кинжалы, однако, спрятали джигиты… в виде исключения обычай нарушили.

— Вот так вот! Своих не бросаем! — разгоряченный Санчо шашку в ножны заткнул. Глянул на Пекин ремень — как-то они узнают друг друга по бляхам. — Кореш! В сто пятой?

— В сто четвертой специальной.

— А я в сто пятой. Сам откуда?

— С Пьяной Горы.

— Так ты казак?

Да, он заполярный казак. Они жарко обнялись. Вот и товарищи! Только я одинок.

— Ладно, давай потаскаем, поможем мужику, — предложил Пека.

— Ты, Антон, опять здесь! — осуждающе сказал Санчо однорукому, который, достав из лохмотьев бутылку, жадно пил, потом сел, уронив голову.

— Ладно, какой вопрос! — миролюбиво произнес Пека и, с грохотом выдернув из загородки сразу три лежака, взвалил на спину. Санчо, неодобрительно покачав головой, однако, присоединился. И мне пришлось.

И здесь Гуня явился, верный друг. Но, ясное дело, не грузить.

— Джемал! Джамшуд! — рявкнул Гуня. — Опять вы волыните, не носите топчаны.

— Мы ему заплатили! Хорошо заплатили! — Джемал указал на уснувшего Антона. — А он работать не хочет.

— Ладно, зайди ко мне! — в этот раз Гуня мне уже рявкнул. Набирает обороты! Что-то наперекосяк? Шел я, во всяком случае, не спеша… Не нанял!

Санчо чуть сзади, в обнимку с Пекой шел, вспоминая сладкие ужасы боев. И тут, у самых дверей, Санчо вдруг вспомнил про свои обязанности.

— Стой! — спецзахватом Пеку ухватил. — Куда?

— Мы делегаты, — уже неуверенно произнес я.

— Брось! Какие вы делегаты? Я уж навидался их! Те другой крови. Ладно, ты иди, — разрешил вдруг мне. — А ты стой! Куда-а?

Казачьим подкатом Пеку перебросил в “бересклет въедливый” и сам кинулся туда. Бересклет, кстати, бурно пружинил: не поймешь, на чьей стороне. “Нет добросовестнее этого Санчо!”

В это время вглубь помещения прошли стройными колоннами донцы, кубанцы, гребенские, уральские. Можно им! Славяне с гуслями в шелковых рубахах, хасиды в цилиндрах и с пейсами, завитыми как пружины, препятствий не встретили. Адмиралы в полной парадной форме. Вызывающе одетые люди неопределенного пола… Нудисты прошли — абсолютно голые, но надменные. Весь маскарад. Можно абсолютно всем! Но не Пеке. Чутье охранника Санчо не подвело.

— Ты ж нормальный мужик! Я же вижу. На хер тебе туда? Какие вы делегаты? Нормальные парни! Вечером поддадим! — Санчо, пластая Пеку, чуть не рыдал!

Да, Пекин “диагноз” бесспорен. Не замаскируешь. “Несмываемое пятно труда”! И с топчанами мы прокололись. Делегаты лежаки не будут таскать.

— И то! — Пека, все же аккуратно уложив Санчо в “бересклет въедливый”, вылез. — Ладно, пошли. Ты, Санчо, не журись. Боевой опыт придет.

— Пека, ты! — вдруг Гуня явился. И словно впервые старого друга увидал, горячо впился смачным поцелуем в него. — Друг ты или кто? У меня к тебе огромная просьба… Мама приехала.

Она не только мама, я бы сказал…

— Умоляет, просит черешни! Она ж из Крыма сама. Только ты!

“Вот пусть и сходит сама”, — такого я ждал от Пеки... но от него всегда надо большего ждать.

— Смогем! — ощерился Пека. После затишья у него бурю жди!

— Денег дать?

— Обойдемся.

— Ты-то как раз мне нужен! — Гуня меня ухватил.

— Я не только тебе нужен! — вырвал руку. Пеку догнал. — Да, это не наш электорат.

— Наш электорат под землей! — произнес он грозно.

Как это понимать?

На рынок, однако, вышли. Мужественно миновали россыпи снетков. Подошли к черешне. Каждая как взрывное устройство!

— Ну что, берем? — опасливо произнес я.

— Не хочу тут брать. Одни абреки торгуют. Рóстят-то не они!