Валерий Попов - Нарисуем [журнальный вариант]

Не совсем это так… но с ним сейчас лучше не спорить.

— Диета мне прописана, — вздохнул он, оглядывая ряды. — Стол номер два. А я ем все, что не приколочено. Пошли!

— Тут где-то Казачий рынок есть, — я вспомнил спасительное. Хотя казаки с ним тоже обошлись… — Вон стрелка-указатель. Давай.

Долго патриотично шли с ним на Казачий рынок, согласно указателям, через долы и овраги, грязные слезы утирая. Дым уже вполне явственный! Потому и тело, наверное, чешется. А я думал: из-за пиявок.

— В горах лес горит, — хмуро пояснил Пека. — Возле винсовхоза бывшего. Виноградники жгут — ну и лес загорелся.

— Да, умно…

— Ну что? Хорошо тебе? — оскалился он.

— Хорошо, но душно.

— За Митьку переживаю я, — Пека говорил. — Больно горяч, наивен… Тонкая кожа! У меня-то кожа дубленая.

— Поздно уже кожу ему дубить... опоздал, — вырвалось у меня.

— Они еще небось из-за дыма в аэропорту сидят, — простонал Пека. — Да что изменишь-то?

На плоском холме нас встретило кладбище. Куда ж нам без него! Двое оборванцев, уйдя уже по пояс, рыли могилу. Третий — небритый, мордастый, видимо, бригадир — стоял, опираясь на лопату, и злобно высматривал кого-то. И Пеку сразу признал.

— Где же ты шляешься, собака?! — заорал. Сунул Пеке лопату… и тот покорно почти начал рыть. Пришлось вырвать силой лопату.

— Другой это, — бригадиру пояснил.

— Надо же, а как вылитый.

Этот везде свой… кроме палаты депутатов.

“МОРЯК ЗАПОЛЯРЬЯ” возник. Шли через его территорию.

— Прям сплошное Заполярье тут, — Пеке сказал. — Как бы не замерзнуть.

— В Заполярье не замерзнешь! — рявкнул он. Спорный тезис. Но для них это, видимо, постулат. Шли мимо столовой.

— Стоять! — Красномордый капитан в парадной форме нарисовался в окне. — Право руля!

Вошли в гулкое помещение. Слепят мундиры, нашивки и ордена. Желтеет коньяк.

— Товсь!

Приготовились.

— За день славного военно-морского флота… Залп!

— Спасибо, спасибо, — я пытался уйти. У нас же другие задачи…

— Товсь!

— Спасибо… но мы вроде не моряки…

— Сухая мандеж! — резко он возразил (для расшифровки надо бы глянуть в военно-морской словарь). — Кто не моряк? Пека не моряк? Да он все наши лодки кормит, без него бы от стенки не отошла ни одна! В отсеках у нас свой человек! За кормильца нашего… Залп!

Тут уж нельзя было отказать. Тем более что и я вспомнил вдруг, что по первому диплому своему инженер-акустик подводных лодок. Гордость пришла.

— Кормит нас, — хохотал красномордый. — Плохо одно — для лодок “еда” лучит сильно, так что у нашего Пеки теперь прибор только на полвосемнадцатого всегда!

Как почти моряк я, к сожалению, знал, что “полвосемнадцатого” означает “всегда вниз”.

— Залп!

Вышли, качаясь. Это можно лишь с ним — за пять минут так напиться. Причем внезапно.

— Насчет “полвосемнадцатого” мы еще будем смотреть! — грозно Пека сказал.

И случай тут же оперативно представился. Вошли на Казачий рынок… но и там за прилавками только абреки! А где же казаки? Все на съезд подались?

Лишь какие-то алкаши под окрики хозяев таскали мешки с урюком от машины к прилавку. И наш Антон однорукий уже тут!

— Этот мешок сюда неси! Живээ давай! — покрикивал на них седой джигит. — А ты вали! — крикнул на Пеку, подсобившего Антону. — На вас не напасешься! Все, что гнилое останется, — дам!

Это Герою соцтруда!

Нас, впрочем, интересовала черешня. Или что? Не совсем ясно, по какому принципу Пека к статной красавице подошел, торговавшей, как ни странно, снетком — продуктом, уже изрядно себя скомпрометировавшим, этой сушеной “золотой рыбкой”, поманившей и нас.

— Вот это лицо я буду мучить, — определенно Пека сказал. Потом все же пояснил: — Мою соседку мне напоминает, у которой я снетка брал.

Понятно: комплексы детства. Опять я его породил, вместо того чтобы убить!

— Мне кажется, это не черешня. — Я осторожно указал на прилавок. Но он, говоря по-казачьи, закусил удила. Чернобровая казачка. Подоила мне коня. Песня!

— Казачка?

— Да! — задорно ответила она.

— А где муж?

— Объелся груш!

Ноздри Пеки хищно раздулись... быть беде. Не успела жена его приземлиться в Лондоне… а точнее, не успела даже оторваться от земли… Меж тем кольцо абреков сужалось. Явно повышенный интерес.

— Отойды! — крикнул седой. — Она с нами работаит!

— А отдыхает со мной! — Пека повел на них мутным взглядом. Окосел без вина… если не считать, впрочем, пяти стаканов коньяка. — Что это у тебя снеток такой мелкий? — снова со всей страстью обратился к ней.

— А у тебя крупный? — Ее глаза тоже как-то заволоклись. Опьянели оба!

— Это для фильма нам нужно, — кинувшись к седому, забормотал я. — Кино будет. Понимаете?

Почему-то я слепо надеялся на авторитет важнейшего из искусств. Но в мысли торговцев урюком идеология как-то слабо проникла.

— Плохое это кино, плохо кончится! — сказал мудрый житель гор. И как в воду глядел.

— И ты, что ли, казак? — кокетничала красавица.

— А ты будто не видишь!

— А конь у тебя лихой?

— Так сядь на него!

На рожон лезет! И она на него ж! Я испуганно озирался. Торговцы урюком стягивались, но Пека словно того и ждал.

— Поговорить желаете? — резко обернулся.

— Хатым!

Повели Пеку — ну и меня, естественно, — по склизким ступенькам в мясной подвал, к своим соплеменникам. Ужас! Расчлененные туши, отрубленные головы. Вырезанные языки и глаза. На крюках висели всяческие кишки и трахеи. Толстяк в окровавленном фартуке на голой груди меланхолично рубил на широкой колоде кости и сухожилия. Аллегория сильная!

— Вино пей, — поставили, плеснув, перед Пекой мятую кружку. — И уходи!

— Зоя! А давай стоя? — дерзко Пека отвечал. Усы абреков задергались. Я кинулся к нему — мол, опомнись, зачем? И так еле жив… От тебя даже пиявки дохнут! Но то был уже другой человек. Если б пиявки попили крови его сейчас — превратились бы в удавов.

Распрямился гигант! И тут на него кинулись враги, повалили головой на колоду. Палач в окровавленном фартуке занес тесак… Все? Я протянул вперед руку. Руби! Палач, вдруг выйдя из сонного состояния, глянул на старейшину — чего? Но как раз за этот миг Пека и набрал силу, рванул — враги все посыпались с него, как осенние листья!

— Молодец, урус! Урус джигит! — старейшина мне адресовал комплименты. — Выпейте вина.

Пека распрямился. Обвел взглядом всех… Лишь радостные улыбки! Дыша еще тяжело, мы выпили. Хорошо, когда горло есть.

— Вопросов больше нет? — осведомился Пека.

— Нет, дорогой.

Я оглядел напоследок подвал. Надеюсь, он так и останется аллегорией? Но, зная Пеку, не стал этого утверждать.

Он неторопливо к казачке подошел, вертя, правда, шеей, словно тесен воротничок.