Валерий Попов - Ты забыла свое крыло [Сборник]

— Не без этого.

— Но все же скажу тебе: тщательней будь. Я знаю, ты к этой... страшной побежишь. Не удержишься! Но учти: меня тогда, при ее нападении, только джинсы спасли. Не носишь? Напрасно. Купи. Может, вся история эта — гудочек тебе? «Мол, хватит по шпалам ходить, отдыхай уже!»

Но тут Алена своей манящей походкой подошла.

— А вот это правильный человек! — Валера прокомментировал.

— Ну что, мальчики? Поговорили?

— А вам куда? — Валерины ноздри заиграли.

— Вообще-то я в Токсово. Но я на такси...

— Могу подбросить! — хищно Валера произнес.

— Ну? — Она обернулась ко мне. — Доверяешь?

— М-м-м-м... да!

Шепнула мне на ухо:

— Вообще-то я с водителями не сплю.

Хотел сказать ей, что это не просто водитель, а еще... но Валера сам себя выдал.

— Спасибо тебе, — сказал я ему.

— Спасибо — не деньги. Ты деньги готовь. Тебе канализацию надо менять.

Страстно надеялся, что тема канализации оттолкнет Алену от тезки. Но надеялся — не от меня!

Я долго махал им вслед (мысленно). Потом — перекрестился.

Ну что? Пора, наверное, Нонну звать? Вряд ли она резко исправилась... но на фоне прошедших событий ангелом кажется.

— Алле!

— Нонна! Подойди-ка! — закричал я из ванной в коридор.

— Чего, Веча? — сияя, она подошла.

— Вот... сзади шею подбрей. Никак не подобраться!

Взяв бритву, она долго возилась, пыхтела.

— Готово, Веча!

— Спасибо, — я взял у нее бритву.

Вертя головой, я разглядывал шею, а Нонна вдруг смущенно чмокнула меня сзади в голое плечо.

20 июля я очутился в любимом прошлом: последний раз я наслаждался грузинской жизнью еще в молодости, и вот — по их приглашению — лечу в Тбилиси. Я волновался. Мне казалось, что шок произойдет уже в самолете: грузинская речь после столь долгого перерыва! Но через пять минут в салоне — я уже был спокоен и счастлив. Острые грузинские лица, горячая, слегка накаленная скороговорка... все близко, никуда не ушло — словно и не расставались.

Да и как расстанешься? Фестиваль проходил в горной Кахетии, в роскошном имении генерала Александра Чавчавадзе, отца Нины Чавчавадзе, юной жены Грибоедова. И не только это сближало. Название фестиваля тоже было понятным и близким — «Поэзия и вино». Были и доклады, но преобладали тосты. Вино здесь наливают с уважением и пьют с благодарностью. Главное — «подо что» оно льется: если под мудрые разговоры и чтение стихов, то оно — благо. К такому «научному открытию» мы пришли.

Читали стихи и прозу грузины, итальянцы, израильтяне, немцы. Все переводилось на английский — и все понимали. Но вот я заговорил по-русски — и все сразу зааплодировали. И я вдруг с волнением понял: аплодировали не мне, а зазвучавшему здесь после долгого перерыва русскому языку, который они чуть было не потеряли и хотят вернуть. Потом наша переводчица читала переводы грузинских стихов Маградзе на русский — и аплодировали бурно. Это был праздник возвращения русской речи. Продлится ли он? Молодежь уже полностью англизирована. Но встречи, подобные этой, вселяют надежду. Сверхинтеллигентный юный переводчик из одной из самых родовитых грузинских семей, известной и в России, весело сопровождал нас (как переводчик он, к счастью, не понадобился, все, даже простые селяне, понимали по-русски). И когда мы заговорили о литературе, Георгий сказал, что из всех новых писателей мира (он знает уйму языков) восхищен лишь Довлатовым, причем — именно за его русский. А мы заскучаем, вдруг понял я, если останемся без Грузии и грузинской литературы — ведь это мы совсем недавно так любили!

За дни, проведенные здесь, мы снова вспомнили после долгой разлуки, за что так любим Грузию: за праздничное восприятие жизни! Веселись — а проблемы подождут, в конце концов, не мы же должны искать их — а они нас. И если мы будем непредсказуемы и свободны, то нас не найдут!

Но здесь не приняты негативные эмоции. Мужчины здесь горды и прекрасны. Откуда мужская гордость? Неписаный, но общепринятый закон: если тебя на рассвете привозят на машине, выгружают и с почтением доводят до дома — это вовсе не позор для мужчины, а знак его безупречной репутации и уважения к нему. Надо радостно проводить, уважительно встретить, раздеть мужа, уложить, если он утомлен, — это почетная миссия каждой жены! Мужчины поэтому в Грузии не придавлены, как у нас, и не просыпаются в отчаянии и раскаянии — а просыпаются гордо: их не в чем упрекнуть, они живут как положено.

И жены должны беспокоиться лишь тогда, когда подобные происшествия вдруг прекращаются и муж дома сидит. «Что случилось, Гиви? Ты не заболел! Ах, уходишь? Ну, слава богу!» Такой муж — гордость жены. Поэтому и женщины тут горды и величавы: кровь царицы Тамары в каждой из них.

Гордость — главное тут. Только здесь освобождаешься от рабского страха перед секундной стрелкой: «Мы ведь хозяева жизни, а не рабы!» К этому сладкому чувству привыкаешь не сразу. Сперва я одолевал всех вопросами: «А во сколько начало семинара?», «А во сколько именно мы выезжаем на экскурсию?». Лица мучительно морщились: зачем пригласили мы этого зануду? Неумный человек!.. Но я быстро умнел. Что значит «когда»? Когда захотим! Не время нами командует, а мы им! Сладко жить, перейдя «на грузинское время», — чувствуешь себя человеком. И с пространством мы делаем что хотим: один грузинский писатель вдруг сообщил, что вместо нашего семинара очутился в Зугдиди, — и новость была встречена криками одобрения! Широкая жизнь.

Перед отъездом мы сидели в доме на склоне горы, в гостях у внука великого грузинского поэта, и вид ухоженной Алазанской долины вселял абсолютную уверенность в правильности выбранного жителями долины порядка.

— За каждой гроздью винограда надо ухаживать, как за отдельным ребенком, — говорил хозяин.

И вдруг потемнело, и с громким шорохом выпал град. И земля побелела. И хозяин вдруг побледнел.

— Это серьезно? — почему-то шепотом спросил я.

— Очень. За пять лет, что я здесь, — такое впервые, — ответил он так же тихо.

Похоже, что в Грузии считается позорным паниковать. Град продолжал стучать по перилам. Мы слегка опаздывали, но бежать — в такой ситуации — было позорно. Мы выпили за Грузию, за Россию, за возобновление дружбы, простились, получив в подарок по бутылке вина, сделанного хозяином. И лишь когда мы, съехав с холма, обернулись на его дом с красной черепицей, мы увидели, что хозяин вышел в длинном плаще и широкой шляпе и ушел в виноградник. И вдруг — радуга поднялась над долиной, как ручка корзины!

Потом я мчался на автобусе в аэропорт. Алазанская долина простиралась внизу, крыши домиков в густой зелени казались маленькими. Широкие ухоженные поля, а на дальних склонах — ровно «расчесанные» ряды винограда. За виноградниками темнели поднебесные горы Главного Кавказского хребта, защищающего эту благословенную долину от непогоды.