Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

— А-а-а... как там Егор?

— Честно сказать — давно уже не видела его, — задумчиво сказала она. — Он теперь, говорят, по заграницам больше... Открылся талант: определять болезни людей, изображенных на знаменитых картинах, касанием руки.

— Вот как?

...Это был, наверное, самый короткий и самый хмурый день в году. Мгновенно почти наступил вечер, мы прощались с ней у метро, совершенно уже слиплись-смерзлись в телефонной будке — то плакали, то хохотали, в конце уже преимущественно плакали. Но в момент самого острого горя — как это и бывает обычно в жизни, вдруг пришло отвлечение — из темного подземного перехода появился вдруг роскошный генерал в папахе, совершенно пьяный. На поднятой растопыренной пятерне он держал раскрытый шестиэтажный кремовый торт. Радостно улыбаясь, он двигался невероятным зигзагом (мы были вовсе в стороне), и вмазал торт в нашу будку!

Мы осели в хохоте, и под этот хохот я и ушел.

Позвонила она на следующее утро — кстати, солнечное — спокойно и даже весело.

— Звоню тебе, чтобы попрощаться. Скоро уезжаю.

— Так, может, тогда увидимся?

Появилась она, скромно причесанная, с молодым гигантом-красавцем цыганского типа.

— Так... а это еще кто? — изумленно проговорил я, как только гигант, неприязненно кивнув мне, отошел.

— Сын, — просто проговорила она.

— Как... сын? — я-то уже думал, что она ничем меня не может удивить.

— Где же он... все время был?

— У мамы жил в Полтаве... чтобы Володьку не доставать.

— Так он не от него?!

— Грехи молодости! — она коротко вздохнула. — Кстати, когда я везла его сейчас от мамы из Полтавы.. в СВ встретилась с его отцом... который, кстати, ничего о Глебе не знает... большой теперь человек. Пили коньяк с ним, трепались... и он, кстати, рассказал, что в том же году... когда мы...танцевали... он развелся с женой... по другим совсем делам, вовсе не из-за меня. Я потом хохотала, как безумная...

Потом она вдруг, как абсолютно разумная, вскользь сообщила мне, что привезла Глеба в годичный художественный интернат, после которого я должен буду помочь поступить ему в Академию художеств!

— Так ты из-за него, что ли, приехала?

Она лукаво пожала плечиком.

... «Из-за него — не из-за него...» ...во всяком случае, видеть себя в поражении она не позволяла, всегда имела запасной вариант (а, может быть, главный?).

Любил же я ее, любил! Помню, после трехдневного горестного запоя на рассвете вошел к ней... она грелась у газа. Дохнул — пламя взметнулось до потолка! Все было, был и Змеем-Горынычем... чего же тебе еще? «Сокол ты мой неясный», — как называла меня она.

Я уплыл. «Миссия мира»!

Грандиознее в своей жизни я не затевал ничего — только с полного уже отчаяния можно было затеять все это! Дело в том, что экономика нашей страны в эти годы катилась в пропасть — фунты стерлингов, марки и доллары дружной стайкой улетали все дальше. И хоть бы валюта какой-нибудь плохонькой страны немножко бы задержалась, не улетала от нас — чтобы можно было в этой отставшей стране чего-нибудь накупить!.. так нет же — ровненько шли, плечо в плечо! — не подступишься, не прорвешься. Поэтому мы решили их подкупить нашими талантами и нашим товаром — больше предложить нам было нечего — шли мы, как говорится, ва-банк! Какую-то мелкую валюту для представительства пароходство нам выделило — а дальше уж мы должны были обогащаться сами и обогащать страну.

Капитан нам, правда, достался старый, оставшийся от старой командно-административной системы — но таким образом пароходство на всякий случай подстраховалось от упреков в гнилом либерализме: нет, мол, все по-прежнему, идем прежним курсом, идеям верны. Потому «Ковчег» наш довольно-таки странным конгломератором оказался... были, например, и звезды эстрады — не знаю, говорят что-нибудь вам такие фамилии: Алла Пунцовая и Лев Розовощеков? Мне они тоже ничего не говорят — но почему-то они появились в круизе. Вообще, инициатива круиза в какой-то момент вырвалась у меня из рук, и сколько уж там было всяких агентов — не мне судить. Но — не все — агенты, не все, сужу по себе... Довольно-таки неожиданную роль во всей этой истории сыграла моя сучка Гуня. Вызывают вдруг меня перед самым рейсом в первый отдел, встал вопрос об вашем участии в рейсе — потому, что вы встречаетесь с замужней женщиной, женой военнослужащего!.. Как?.. Откуда? Кто донес?

— Что за встречи? — говорю. — Назовите!

— С удовольствием! — начальник говорит. И перечисляет какой-то странный ряд встреч — исключительно на пустырях каких-то, на свалках... показывает фотографии. Что за странный видеоряд? — ничего не понимаю.

И вдруг озаряет меня: это же исключительно те встречи, которые я под предлогом прогулки с собачкой совершал! Гуня, сволочь!

Прилетаю домой, хватаю палку... Гуня с ходу все поняла, залезла под кровать, и тут же, как бы обозначив наказание, обратно вылезла: ну и что?!

Замахнулся в сердцах палкою на нее — она с балкона мгновенно выскочила — второй этаж! Дня четыре ее не было, потом — звонок. Открываю дверь — Гуня моя стоит, в скромной военной форме!.. Разрешите?

Все это время не разговаривали мы с ней, тем более — прощаемся, надолго... это я так думал! На самом деле, первое, что я встретил, поднявшись на борт — это Гуню мою, в каком-то весьма важном мундире, с аксельбантами и эполетами, гордо прогуливающуюся по палубе. Помощник капитана по режиму — вот как ее должность называлась. От ободранной дворовой собачки — такой взлет!

Сначала сразу хотел сойти, потом решил все-таки поплыть: может быть, удастся как-то ее придушить, во время шторма у мыса Горн?

— Здравствуйте... проходите в каюту! — вежливо, как постороннему, показывает.

Прошел... Ну, каюта неплохая — можно плыть. Обошел всех своих славных ребят: специалиста по очистке, по ремонту домен, специалистку по этикету, женщину с фарфором, мужчину с тракторами... все полны надежд! Почистил трактора рукавом — блестят! Вернулся к владелице фарфора: она в ужасе рассовывает ящики с тончайшим, костяным фарфором, по углам, стопорит их там клейкой лентой: а вдруг шторм? Авторитетно заверил ее, что шторма не будет — но на душе, конечно, кошки скребли: а что будет? Но надо же, черт возьми, выходить в большой мир, ясно, что без этого в наше время уже не прожить. Но понял я, почти сразу, что невероятно трудную миссию на себя возложил! Приблизилось время отплытия — а на борту полное затишье, никаких приготовлений! Подошел к матросу, который на спардеке огромным ножом чистил свои ногти.

— Скажи, пожалуйста, друг, — что слышно насчет того, чтобы отплыть?

— Понятия не имею! — не прерывая ни на секунду своей работы, тот плечами пожал. — Мастер закрылся у себя в каюте, на звонки не отвечает!

Бросился искать правду — и вскоре узнал, что кто-то из крайних демократов (кажется, специалист по ремонту домен), назвал капитана коммунистом — и тот смертельно обиделся (хотя, согласно анкетным данным, им и являлся) — заперся у себя в каюте и начал пить.