Валерий Попов - Нас ждут

— Что за холера ещё? — досадливо проговорил водитель, вылез из кабины. Я по высокой лестнице спустился за ним, лесенка не доставала до земли — спрыгнул.

Мы с водителем подошли к группе шофёров, расположившихся кружком.

— Чего стоим? — подходя, нетерпеливо проговорил мой.

— А ты торопишься туда? Давай! Без очереди пропустим! — сказал злой, с чёрными кудрями.

— Залило эстакаду, перехлестнуло через водослив. Так что там теперь Ниагарский водопад! Одну машину смыло уже. Слава богу! — водитель выскочил на другую сторону. Вон откачивают его! — Другой водитель показал на стоящую в стороне «скорую помощь».

— Так чего ж теперь-то? — проговорил расстроенно мой водитель. — Без бетона им там хана! — Он посмотрел вверх, где сквозь туман тускло светились огоньки наверху плотины.

— В объезд можно, через железнодорожный мост и по другому берегу, — показал седой водитель. — Но это долго будет... всё равно... что при пожаре воду стаканами таскать!

— Надо прорваться! — сказал я.

— А, юный герой! — проговорил кудрявый. — Давай нагружай в свою машинку на верёвочке бетон и дуй туда! Покажи пример!

Мы молча смотрели туда. Водопад, хлещущий через водосливную часть, закрыл всю эстакаду, половину плотины.

Вдруг мы увидели, как из водопада выскочил абсолютно мокрый человек и подбежал к нам. Я узнал небритого бетонщика, которого видел позавчера наверху плотины.

— Загораете? — дрожа то ли от холода, то ли от ярости, выговорил он. — Ну-ну!

Он подбежал вдруг к машине, стоящей у водопада первой, и быстро влез по лесенке в высокую кабину.

— Э, э! — завопил кудрявый водитель, но было уже поздно. БелАЗ, обдав его грязью, рванулся к водопаду. И скрылся в воде.

— Ну псих! — поглядев на других водителей, выговорил кудрявый. Остальные молчали.

— Ладно! Покурили — и хватит! — решительно проговорил седой. — Ехать пора!

Первая машина вынырнула из водопада и, омытая, чистая, сверкающая, мчалась по эстакаде. Кран, повернув свою гигантскую руку, положил бадью, и БелАЗ, развернувшись, наполнил её. Слегка раскачивая её, кран понёс бадью наверх, на гребень плотины.

— Ур-ра! — закричало, наверное, сразу несколько тысяч голосов. Все, кто был сейчас тут, следили, оказывается, за этим: прорвётся — не прорвётся?

— Меня захвати! — догоняя водителя второй машины, проговорил кудрявый. — А то он ведь бросит машину там!

— Спасибо ему скажи, что хоть помыл машину твою! — проворчал седой водитель, но пустил кудрявого шофёра к себе в кабину.

Поехала вторая, проскочила. Поехала третья... Подходила уже и наша очередь.

Машины ехали через водопад по-умному: не в самый напор, а выжидая послабления, — водопад пульсировал как сломанный кран.

— Ну, малец! Будь здоров! — проговорил мой водитель, отбрасывая окурок и направляясь к кабине.

— А я? — мне пришлось ухватиться за лесенку кабины.

— А если свалимся?

— Со мной вы как раз не свалитесь — ответственность больше! А мне обязательно нужно туда — там меня ждут!

— Ладно, проскочим, наверное! Садись!

Я взлетел в кабину. Мы подъехали к водопаду. Водитель притормозил, пока струя водопада, напружинившись, хлестнула дальше, за эстакаду, и нажал газ. Я сначала зажмурился, потом открыл глаза. Со всех сторон нас окружала несущаяся вода, мы ехали словно по дну реки. Потом вдруг меня ослепили огни, свет их, искажаясь в текущих по лобовому стеклу струйках, дробился, лучился, словно улыбался.

— В рубашке ты родился, малец! — проговорил шофёр. Он подрулил БелАЗ к лежащей бадье под номером «1», и пока БелАЗ трясся, выгружаясь, я крикнул: «Спасибо!» — спустился по лесенке и побежал по эстакаде.

Я бежал по эстакаде, поглядывая время от времени наверх, на плотину. Там происходило событие величественное и страшное: кран, обложив себя со всех сторон бетоном, выстроив часть плотины, теперь упираясь специальными упорами, выжимался вверх, на новую высоту.

Будто бы Александрийский столп, обезумев, начал лезть на Исаакиевский собор!

Я добежал до конца эстакады и остановился, вцепившись в поручни; ещё один Исаакиевский собор оказался под моими ногами, вернее, я как бы стоял на вершине Исаакиевского собора, глядя вниз. Внизу, на дне пропасти, работали люди. Я стал спускаться по трапам туда. Здесь было тепло и даже сухо: ветер не проникал в эту пропасть, брызги не долетали. Здесь, наоборот, было душно и тесно: сотни людей в чёрных, засаленных спецовках двигались навстречу друг другу, несли детали, аппаратуру, умудряясь при этом не запутаться; каждый находил нужное ему, сразу начинал о чём-то разговаривать или что-то делать.

Один зал, который я прошёл, был похож на письменный стол. Все стены его состояли из выдвижных ящиков — и люди в халатах выдвигали то один, то другой ящик. В каждом ящике обнаруживалась путаница разноцветных проводов, стеклянных баллонов, жёлтых и красных цилиндриков (конденсаторов и сопротивлений; уж как выглядят конденсаторы и сопротивления, я, слава богу, представлял). Сначала я не мог понять, о чём напоминают мне эти выдвигаемые поочерёдно ящики с пёстрым содержанием, а потом вдруг вспомнил: о детстве! Они напоминали мне мой ящик с ёлочными игрушками, который я перед Новым годом стаскивал со шкафа, снимал бумагу, — и они начинали сверкать и переливаться, отражая моё лицо, вытягивая его.

Здесь тоже словно готовились к какому-то празднику: движения были быстрые, но какие-то торжественные, взволнованные. Я понял, они действительно готовились к празднику — к пуску, к тому, что вся эта аппаратура заработает, станет делать то, что от неё хотят!

В углу этого зала был тёмный провал, я заглянул туда: тёмная винтовая лестница уходила вглубь. Лестница гулко гудела: кто-то шёл по ней снизу. Я посторонился — оттуда еле протиснулся человек в чёрном берете, в замасленной робе. Он удивлённо глянул на меня — и прошёл через зал. Я медленно начал спускаться по винтовой лестнице. Вот слева от неё оказалось прорезанное в толстом железе узкое окошечко — приблизительно, наверное, как в танке. Через это окошечко я вдруг увидел толстый, тускло блестевший масляной краской металлический цилиндр, толщиной с колонну. Я долго глядел на него и вдруг понял: это и есть, наверное, вал, тот самый вал, который будет крутиться от воды, когда её пустят, и передавать вращение на машину, вырабатывающую ток. Пока вал был неподвижен. Я стал спускаться дальше по лесенке. Потом я увидел на столбе, вокруг которого вилась лестница, написанную красной краской цифру «—20». Наверное, понял я, это означает, что сейчас на двадцать метров ниже уровня воды, причём воды, находящейся по эту сторону плотины, не говоря уже о том, насколько я сейчас ниже той воды, что громоздится за плотиной.