Игорь Адамацкий - Созерцатель

Но ротонда сбереглась случайно, волею непредвиденного, и здесь всегда было спокойно, как в приемной вечности: не выгонят, примут, дождешься, попросят зайти через неделю.

Два запыленных и в пятнах окна открывали возвышающий впечатление прекрасный вид на ржавые крыши домов и едва пропускали в зал ущербный сумеречный свет. Потолок ротонды, расписанный самоучкой, которых на Руси всегда и поныне водится больше, чем остального, живописал танец упитанных амурчиков с толстыми ляжками, выпуклыми брюшками и короткими воробьиными крылышками. Амурчики улыбались, но неуверенно и жалко, словно и сами забыли, что их рассмешило.

Деревянные колонны, в давности полированные и крытые лаком, теперь гримасничали глубокими таинственными трещинами, где по ночам пересвистывались сверчки.

Потолок во многих местах также потрескался и обрушился, обнажив переплетные дранки, и оттого амурчики не все были в сборе, некоторых недоставало, но зато по окружности потолка прекрасно сохранились пышные букеты невиданных цветов. Возможно, когда-то в ротонде кипела и булькала жизнь, такая далекая и непохожая на нашу, но теперь в болезненной скуке тишины опадала улыбка с румяных лиц, и они обретали рисованную трагедийность, и у всякого, кто смотрел на голозадых подстрекателей любви, выступали слезы жалости, минеральный сок неумершего сердца, готового откликнуться на выпавший из старой книги пожелтевший и ломкий, как голос юности, почтовый листок: мол, так и так, милая, теперь я далеко-далеко, по другую глубину оправданности страдания, но — будто вчера — мои губы лелеют тепло твоих уст, а пальцы мои — о! — пальцы мои еще помнят струение твоих золотистых волос... ах, черт возьми, неужели это было?

Между колонн стояли несколько гнутых деревянных стульев с плетеными темными спинками и продавленными сиденьями. Большой круглый стол обосновался на середине зала, а на стенах висело несколько картин, таких старых и темных, что и разобраться невозможно было, что на них есть. Единственная вещь, хоть как-то оживлявшая заброшенную ротонду, это кресло-качалка возле стола. Обычно пустовавшее, оно хранило и лелеяло одиночество и оставленность, но теперь в нем спал, откинувшись, молодой человек со спутанными черными кудрями, но и покойная фигура спящего лишь довершала пустынное безнадежье всего. Как будто враг еще не подошел, а город уже пуст.

Невидимая дверь между колоннами отворилась плавно, без скрипа, и вошла старая женщина в тяжелом фиолетовом бархатном платье. Постояла, странная, разглядывая движение мысли в себе и, не поняв, подошла к спящему и осторожно коснулась его плеча. Спящий дрогнул, открыл глаза и улыбнулся беззаботно. Она взяла один из стульев, села рядом и взглянула в таинственные глаза молодого человека, отыскивая родственный огонь, могущий высветить внутреннюю пустоту. Молодой человек помотал головой, стряхивая клочья сна, выпрямился, провел рукой по волосам, снова улыбнулся открыто и бездумно и посмотрел на потолок.

— Я помню этих амурчиков, тетя Агата, — сказал он, старательно выговаривая согласные. — Кажется, амурщики были тощее, теперь потолщали.

— Ты не можешь их помнить, Антонио, — улыбнулась она, — ты их не видел. Никогда.

— Мне рассказывали, и потому я помню, — беззаботно утвердил он. — Они точь-в-точь такие, как я их себе представлял... И вы такая же, как я себе представлял. И все здесь так, как мне виделось в моих планах и фантазиях... Si, nell'intero [14] да, в целом (ит.) .

— Пусть так, но как ты все-таки оказался здесь? И почему тебя зовут Антонио? Анжела мне писала, что ты куда-то исчез, занялся таинственной коммерцией, это так?

— Возможно, — отвечал он уклончиво, — но сейчас я на время буду зваться Антонио. Что в имени тебе моем, тетя Агата, оно пройдет... И для всех моих отдаленных родственников и новых знакомых тоже Антонио. Nome d'arto [15] псевдоним (ит.) .

— Ах, пожалуйста, не говори по-итальянски. Особенно на улицах. Хотя у нас сейчас довольно много иностранцев. Их будет все больше и больше, пока все советские русские не уедут, а все иностранные не приедут. Но лучше говори по-русски. У тебя хорошо получается. Не обращай на себя лишнего внимания. У нас это добром не кончается.

— Хорошо, тетя Агата, не буду, — хитро сощурился молодой человек. — У вас ничего добром не кончается. Но я вам расскажу, как на исповеди... как на духу, — гордо ввернул он присловье.

— Да, все без утайки, так спокойнее. Ты знаешь, как я люблю Анжелу и тебя. Мне нужно быть спокойной за вас обоих. Ты как здесь очутился? Вчера вечером таким вихрем ворвался сюда, что я толком ничего не поняла. Но я знаю, ты с детства был сумасшедшим. Ты прибыл туристом?

— Н-н-не совсем так.

— Тебя разыскивает полиция... милиция? Ты ничего плохого не сделал?

— Ради мадонны, тетя Агата, не волнуйтесь. — Антонио взял в свои узкие сильные ладони руки женщины, наклонился и поцеловал. — Не волнуйтесь. Те, кто меня разыскивают, далеко.

— Так я и думала, — рассердилась Агата и вытянула руки из ладоней Антонио. — Это... мафия? Ты никого не убил? Тебя не нужно прятать?

— Questo poi no [16] это уж нет (ит.) , — весело рассмеялся Антонио. — Не нужно меня прятать. Я не драгоценность. Здесь меня никто не догадается искать. Ваши эмигранты в Риме...

— Вот как? Это у них ты учился русскому языку?

— Да, — подтвердил Антонио, — и потом занялся работой. Но я не продавал ни подтяжек, ни черепаховых гребешков, ни сумочек из крокодиловой кожи. Я перевозил... как это у вас называется, — пощелкал он пальцами, — drag... dope... stupefiant. [17] наркотик... допинг... наркотик (англ., ит.) ...

— Боже, — ужаснулась Агата, прижимая ладони к морщинистым щекам. — Ты распространял наркотики? Зачем?

— Do-re-mi-i-i, — пропел он. — Я не распространял, а торговал. Не хочешь — не покупай. Но теперь нет, — выставил он ладони, — не говорите о ней. Я искупил свою вину перед... как это... la madrepàtria. Перед родиной. Ma sì! Я искупил свою вину перед родиной. К прошлому возврата не будет. И теперь я...

— Завязал, — подсказала Агата.

— Да, — горячо подтвердил Антонио, — морским узлом.

— Но тебя все равно ищут! — пылко воскликнула Агата, и глаза ее заблестели удовольствием возможных приключений и погони. — Ищут эти... как их... с таким симпатичным именем... Интерпол!

— Возможно, — признал Антонио равнодушно, — in nome della legge... fuori legge [18] именем закона... вне закона (ит.) . Так получилось. Нужно было быстро нырнуть. Утопить концы в воду. И узлы туда же. И вот я здесь, — улыбнулся он, — с миссией дружбы и любви.

— Что еще за миссия! — воскликнула Агата. — Что ты надумал? Тебя поймают и вышлют. У нас никакие миссии невозможны. У нас на каждое правление свой мессия. Боже мой! — вспомнила она с восторгом недорезанной буржуинки. — Да ты вылитый дед! Тот был ужасный авантюрист. Настоящий конкистадор. Викинг.