Игорь Адамацкий - Созерцатель

Миркин кивнул.

— Что более остального сегодня мешает развитию прогресса во всех областях человеческой жизни? — разгонялся Антонио. — Более всего мешает нетерпимость. Она тормозит. Ставит палки в колеса. А жизнь между тем журчит вперед, и если мы отстанем, она обгонит, и мы потащимся в хвосте вопреки всякому научному предвидению.

Миркин кивнул и значительно улыбнулся.

— Человек, неспособный и нечуткий к терпимости, — продолжал вдохновляться Антонио, — несподручен делать добро. Поэтому я хотел бы с вашего позволения и, так сказать, отеческого благословения организовать небольшой дом терпимости, нечто вроде полусемейного кружка сугубой трезвости...

— Я понимаю, — посерьезнел Миркин, — сегодня терпимость — неотложное веление времени. Надо прислушаться. Да здравствует терпимость, — пошутил он. — Так это ваше начинание — что-то наподобие клуба добрых дел, не так ли?

— Так, — истово подтвердил Антонио.

— Превосходно, — откликнулся Миркин. — Это свежий почин. И если это начинание приживется, укоренится, даст ростки нового в недрах великой традиции, тогда вся наша жизнь, или жизнь всех наших станет одним большим домом терпимости.

Антонио скромно потупил глаза.

— Да, — переменил монументальность позы Миркин, — да. Об этом стоит подумать. Если товарищ Баранова одобрит...

Антонио насторожился: одобрения проекта женщиной-начальником не входило в замысел, могло вызвать обвал затеи. Женщины любят определенность в той же мере, как определенность не любит женщин и вкатывает в их ум такую неразбериху, что уж и ничего невозможно разобрать.

— А кто такая товарищ Баранова? — осторожно спросил он.

— Заведующая нашим отделом. Умнейшая женщина. Превосходный работник. Каких мало. Ее очень ценят наверху и в народе. Она сразу и навеки ухватывает суть дела и не отступается. Может запретить или не разрешить.

— Так пойдемте к товарищу Барановой, — поднялся Антонио. — Сразу, не сходя с места и рассмотрим. Как говорится, куй железо, не отходя от молотка.

Через минуту они входили в просторный кабинет.

Встречаются на земле лица, характеры, натуры, перед которыми съеживается фантазия, пасует воображение, буксует ум и немеет чувство. Это особая порода людей, еще не тронутая пытливой наукой, не охваченная точной классификацией, не воспетая музами, как, скажем, были изучены и воспеты грифоны, левиафаны, систематизированы ихтиозавры и бронтозавры, запечатлены циклопы и сирены. Нет, порода людей, одним из ярких представителей которых была Баранова, порода, тщательно, с наивысшей генетической чистотой взращенная почвой времени и отечества, обильно политой кровью невинности и слезами страдания, порода эта, настолько структурно жесткая, что способна выживать в любых условиях мутационных изменений цивилизации, эта порода, несомненно, дождется своих гомеров, Макферсонов и салтыковых-щедриных, даже если придется ждать сто лет. В настоящем остается лишь, бессильно в анализе, классификации и воспарениях, хлопать глазами и разводить руками, немея в восторге и благодарности, что такие люди живут на земле, и мы дышим приблизительно одним воздухом с ними.

Антонио, предупредительно пропущенный вперед в кабинет, тотчас упрекнул себя за беспечность: Миркин, пока переходили коридором по ворсистым дорожкам тридцать коротких шагов, успел каким-то путем предупредить о визите, и товарищ Баранова уже ждала, и Антонио, пожимая протянутую руку, суховатую и крепкую, как старая деревяшка, глянул в глаза великой дамы и увидел, что там, за прохладной витриной, лежали, бледные, его, Антонио, проблемы, разложенные в строгом порядке и без указания цены, какую за них следует заплатить,

Баранова внутри была пуста. По-видимому, ее забыли любить мать, отец, юноша, мужчина, соседи по курорту, и она в жизни, у которой ничего не пропадает без присмотра и употребления, сгодилась для партийного руководства беспартийными и иными строителями светлого будущего, чья заря разгоралась в отдалении истории все ярче для несознательного человечества, которое об этом не знало и жило по старинке без света идейного факела правоты и неизбежности справедливости. Она скупым доброжелательным жестом указала на кресла у стола, и Миркин привычно устроился, и тут же в его руках оказались перо и бумага. Антонио присел осторожно и чутко, готовый во всякую минуту вскочить, рассыпаться в благодарностях, либо мгновенно удалиться, исчезнуть, испариться, чтобы не отягощать великого человека бренным присутствием.

— Я вас слушаю, — произнесла Баранова в пространство без привычки смотреть в глаза, чтобы не увидеть неприятного отсутствия энтузиазма, и Миркин тут же, много обстоятельнее и толковее, чем Антонио, изложил суть предложения, подчеркнув его выгодные стороны, высветив положительную роль при наличии отсутствия препятствий.

Баранова соображала быстро, механизм в ее голове стрекотал с большой скоростью. Страда отсрочек не дает. Доверено молодым. Возьмемся за руки, друзья. Пентагон против. Кредит доверия. Прорабы перестройки. Пульс планеты. Встретились однополчане. Раздумья о самом насущном. Через всю жизнь. Интенсификация девяносто. Укреплять дружбу и сотрудничество. Успешно проведем выгул скота. Баранова, как и функционеры ее ранга, положения и опыта, всегда думала быстро и без отходов мысли, и дальше этого дело не двигалось, но зато восторг соображения перекрывал издержки практического неделания. Как славно скатиться зимой с высокой горки — в ушах свистит веселое дыхание морозного утра, искры взметнувшегося снега слепят глаза, слышишь собственный счастливый визг, и никому тебя не догнать. Одним словом, славно, малыш уж отморозил пальчик, а мать грозит ему в окно.

— Мы не можем ни запрещать, ни разрешать вашей инициативы, — Баранова честно взглянула в глаза Антонио своими стекляшками.

Антонио посмотрел на Миркина, тот едва заметно кивнул.

— Я понимаю, — произнес Антонио бархатистым, влажным голосом с нотками внутренней бескорыстной боли, — все новое неизбежно должно пройти проверку на практический результат. Помимо этого социодинамическая инвариантность данной проблемы должна быть исследована во всех последовательностях и связях. Но я верю в удачу, в добрую волю энтузиазма...

Антонио споткнулся, сообразив, что залетел не к месту и таким образом ввинтился в угол, из которого не вывернуться.

— Приемка на марше, — вдруг ляпнул он и покраснел.

— Давайте договоримся так, — пришла на помощь Баранова, — вы попытайтесь что-нибудь предпринять в соответствии с вашей идеей, и если мы увидим, что дело хорошее, двигается и требует развития, объединяет инициативных, сплачивает мастерство и поиск молодых, тогда мы поможем советом...