Борис Дышленко - Людмила

Мне понадобилось некоторое время, чтобы это сделать. Я тихо вошел в коридор. Лампочка в коридоре не горела, но пустота в квартире была не такой, какой она стала пару дней спустя. В этот момент она еще дышала твоим недавним присутствием и твоим предстоящим появлением здесь. Так оно потом и случилось, а тогда я быстро и бесшумно прошел по коридору на кухню, подошел к окну, оно было открыто. Держась за раму, вспрыгнул на подоконник. Не нужно было особенной ловкости, чтобы перебраться из одного окна в другое. Там была водосточная труба, и я уже проверил ее прочность. Правда внизу какие-то двое, курили, сидя на лавочке рядом с плафоном от уличного фонаря, но они не глядели вверх. А тот, который пришел позже... Возможно, это был мой соглядатай.

А пока я спрыгнул на пол генеральской кухни и прислушался: здесь ничего не было слышно кроме гудения вызванного кем-то лифта. Я прошел по коридору до прихожей. Нашарил выключатель. В тусклом, отделенном от мира свете вернулся в коридор. Под теобразным следом от телефонной полочки поставил свой атташе-кейс. Выпрямил торчащие из стены проводки. Вынув из кармана нож, зачистил концы. Вернулся на кухню, принес оттуда стул, носовым платком вытер его. Достал из кейса телефонную трубку с двумя металлическими прищепками на концах провода. Прислушался к приближающемуся гудению лифта — кажется, вовремя успел. Все верно: услышал, как открылась и захлопнулась дверь соседней квартиры, стук женских каблучков за стеной и все стихло. Ниоткуда не слышно было голосов, в кухне не капала вода из крана, и лифт на лестнице больше не гудел. В двенадцать часов тем, кто остался в этом доме, было лень двигаться. Наркоманы, видимо, тоже угомонились.

«Сиеста», — усмехнулся я и полез в карман за сигаретами.

Женские за стеной шаги приблизились и замерли напротив меня. Я выждал секунду и закрепил прищепки на концах провода. Людмила была через стену, в полутора шагах от меня, и поэтому странно было слышать ее искаженный телефоном голос.

— ...риша, ты?

Низкий, грудной женский голос спросил:

— Что это у тебя щелкает?

— Щелкает? — повторил голос Людмилы. — Не знаю, я не слышала.

— Ладно, как у тебя? — спросила та женщина. — Как там твой телохранитель?

— Марина! — укоризненно произнесла Людмила.

Ах, так это Марина. То-то мне этот голос показался знакомым.

— А то, может, просто охранник? — сказал Марина. — Этот твой супермен. Кстати, шеф о нем хорошо отзывался.

— Вот как, — сказала Людмила, но я не понял ее интонации.

— Ну да, он хитроумный юрист, — сказал Марина. — Правда, у нас не суд и не адвокатская контора, но шарашка становится солидной, и если речь пойдет о правах... Впрочем, это слишком серьезный разговор.

— Да, — сказала Людмила каким-то потерянным голосом.

Несколько секунд длилось молчание, потом Марина сказала:

— Видела Марка. Он удивлен тем, что ты тянешь. Я, конечно, объяснила ему ситуацию, насколько могла. В конце концов, не могу же я посвящать его во все подробности. Ему, конечно, все равно, но все же... Пожалуйста, милая, поторопись и занимайся своими делами. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

— Если бы мертвецов, — грустно сказала Людмила.

— Все равно, — ответила Марина. — У Марка ведь тоже работа.

— Да, — голос Людмилы стал еще более грустным.

— Он был у Торопова, никого не застал. Был удивлен.

— Ты знаешь, где Торопов? — спросила Людмила.

— Примерно.

— Понятно, — сказала Людмила.

— И кстати, — сказала Марина, — он там встретил Прокофьева.

«Прокофьева», — подумал я. Больше я пока ничего не мог подумать.

— Он что, тоже знает его? — спросила Людмила.

— Ну, он мне его описал. Догадаться было нетрудно. Такой супермен...

— Странно. Что он там делал?

— Тоже искал Торопова.

— Да, его теперь интересуют художники. Раньше он не знал никого. Во всяком случае, так он мне говорил.

— С кем поведешься, от того и наберешься, — сказала Марина. — В этом я ему как раз верю. Ну, ладно. Шеф завтра уезжает в Москву.

— Значит, завтра? А ты?

— Я? Я остаюсь за него. И у меня дежурство по клинике. Ты подойдешь?

— Да. После двух?

— После двух. Я выйду к тебе. Жди меня за шарашкой. Хорошо?

— Хорошо, — сказал Людмила. — До свиданья.

— До скорого, моя маленькая.

В трубке раздался щелчок. Я отключился. Наконец прикурил свою сигарету.

«Это был не тот звонок, которого она ждала, — подумал я. — С тем человеком Людмила была на Вы. Однако, действительно, зачем Прокофьев ходил к Торопову? И кто этот Марк?»

За стеной опять раздались торопливые людмилины шаги, приблизились. Сосчитав до десяти, я подключился. Мужской голос продолжал начатую фразу:

— ...случай, давайте я запишу сейчас.

— Все равно, надо встретиться, — сказала Людмила, — но записывайте: тринадцать, тридцать семь, тридцать пять.

— А адрес? — сказал голос.

«Странно, — подумал я, услышав адрес Ларина. — Судя по номеру телефона, это должно быть где-то на Васильевском».

— Так, — сказал голос. — Ну, остальное я знаю. Значит, в половине десятого.

Я внимательно вслушивался в этот голос. Он, конечно, был искажен телефоном, но интонации были знакомые.

— Поезд отходит в девять, — сказала Людмила. — Но может быть, все-таки удастся обойтись без этого. Может быть, я смогу договориться.

— Не очень-то я в это верю, — ответил тот. — Я не знаю, что у него в голове, но уж слишком он шустрый, этот Прокофьев. И то, что он мне предложил... Я боюсь, не из их ли он компании.

— Нет, точно нет, — сказала Людмила, — но помешать он может. По неведению. Я, впрочем, приму свои меры. А может быть, кто знает... Может быть, удастся договориться.

«Я тоже хотел бы договориться, — подумал я. — Но она — опять о Прокофьеве. Спросить его? Знать бы, о ком».

— Все-таки позвоните мне завтра, — сказала Людмила.

— Во сколько? — спросил голос.

— Часа в четыре.

— Ну, желаю вам успеха, — сказал тот голос. — Я, правда, в него не верю.

— Не знаю, — со вздохом сказала Людмила. — До свиданья.

Дождавшись щелчка, я отключился, намотал провод на трубку, положил ее в атташе-кейс. Достал записную книжку, ручку, записал номер: 13-37-35. Я отнес на кухню стул, погасил в раковине сигарету. Осторожно прошел коридором и уже собрался покинуть генеральскую квартиру, когда услышал торопливые людмилины шаги за стеной, а потом звук открывающейся двери ее квартиры. Дверь захлопнулась, и ее каблуки уже звонко простучали по кафельной площадке, и загудел, опускаясь в шахту, лифт. С минуту я еще постоял, прислушиваясь к тишине, пока снова не услышал гудение лифта. Я чертыхнулся: мне надо было уходить, но кто-то опять поднимался и, возможно, сюда. Похоже, так и было, но я не услышал лязга железной двери лифта и вообще никаких звуков. «Вероятно, я ошибся, — подумал я, — и лифт остановился этажом ниже». Я уже хотел выйти, когда в квартире Людмилы мне послышалось какое-то движение. Я прислушался. Нет, как будто, ничего не было слышно в соседней квартире. Я стоял, напряженно вслушиваясь, чтобы проверить, действительно ли был какой-нибудь шум, и откуда он доносился, — или это мне только послышалось в здешней тишине. Здесь, в пустой квартире, каждый звук, донесшийся извне, мог, многократно отразившись и запутавшись в комнатах, явиться совсем не с той стороны, откуда он происходит. Нет, приложив ухо к стене, я убедился, что в соседней квартире действительно кто-то есть. Я достал носовой платок и вытер щеку.