Борис Дышленко - Контуры и силуэты

Но как, находясь на пороге (а ты все время находишься на пороге, потому что процесс проявления на самом деле не останавливался), как определить степень важности того или иного явления, образа, просто детали? Что, если деталь, которая должна проявиться до полной отчетливости в конце процесса, появляется раньше? Смешно, так же как улика, появившаяся на месте будущего, еще не совершенного преступления. Во всяком случае, ты видел эту деталь. Она уже есть, и уже сейчас ты смотришь на нее, как на факт. Как это назвать: опережающая память? опережающее эхо?..

Однажды у меня оказалась грампластинка с дефектом: каждая музыкальная фраза сопровождалась, нет, опережалась своим точным, только многократно ослабленным, почти неслышным повторением. Что это было, дефект записи или при печати сдвинулся штамп, я не знаю. Однако феномен заинтересовал меня, и, задумавшись, я вспомнил, что с подобным явлением я неоднократно сталкивался в жизни. Нет, я терпеть не могу всей этой модной ныне экстрасенсорики, бытовой мистики из передачи “Третий глаз” и всякой чертовщины, но мне случалось отмечать некоторые циклы или повторения явлений одного порядка за относительно короткий промежуток времени, и бывало так, что какой-то, казалось бы, прочно и намеренно забытый, ушедший в далекое прошлое период твоей жизни вдруг начинал настойчиво напоминать о себе различными мелкими происшествиями, аналогиями, случайными (случайными ли?) встречами, причем степень важности этих явлений обычно шла по нарастающей: сначала какое-то незначительное упоминание об одном общем знакомом, на следующий день вроде бы случайная встреча с этим знакомым на выходе из подземного перехода, в разговоре выясняется, что он недавно видел в одной компании твою бывшую жену, и она сказала, что совершенно ничего о тебе не знает. Потом к тебе заходит какой-то старый, но не слишком хороший знакомый, ведет с тобой светский, то есть бессмысленный и ничего не значащий разговор, в котором время от времени возникают неловкие, ничем не заполненные паузы; томясь от безделья, он подходит к книжным полкам и берет наобум какую-то книгу, оказывается, ту, которую когда-то подарила тебе жена. Он спрашивает, не дашь ли ты ее ему почитать, хотя — ты знаешь это — она совершенно не может интересовать его, и у него — это ты тоже знаешь — не будет случая ее вернуть. На следующий день в какой-то компании, где ты оказался случайно — так, забрел на огонек — двое оказавшихся там незнакомых тебе людей в своем разговоре просто между прочим упоминают ее имя, после чего их беседа продолжается безотносительно к ней. Ты начинаешь — может быть, с неудовольствием — отмечать эти повторения, но еще через день где-то на улице лицом к лицу сталкиваешься с женщиной, которая когда-то познакомила вас, и наконец еще день спустя встречаешь ее (бывшую жену) в кафе, в котором ты никогда прежде не бывал, и она, оказывается, тоже, и в районе, где ни ты, ни она обычно не бываете, и там за чашечкой кофе вы договариваетесь о деталях развода, в котором у нее теперь появилась необходимость. И эта встреча, оказавшаяся для нее очень кстати и неожиданная для тебя, именно для тебя почему-то была предвосхищена какими-то мелкими, совершенно незначительными на первый взгляд происшествиями, совпадениями, встречами с людьми, которых ты давно не видел и, может быть, после этого никогда не увидишь, как и ту книгу, которую ты дал почитать — все это люди, предметы и воспоминания из твоего прошлого, которое ты наконец похоронил. Но перед главным событием в этом ряду они прозвучали как опережающее эхо на плохо отпечатанной пластинке.

И вот, вернувшись к фотографии... Или не к фотографии, к другому изображению, опять же к телевизору, где “снимок” вообще не успевает проявиться, так что все время остаешься как бы на пороге восприятия... Что это за пятна, например? Вот были пятна — и нет их. Камера поехала дальше. Они заняли какое-то место в общей картине, но эта картина в твоем сознании, и ты не можешь с уверенностью сказать, так это было или иначе. Это было похоже на кровь, но и морщинки на лице старика сначала казались переплетением далеких безлиственных ветвей. Или свернутый в коническую трубочку целлофан — был он там или не был? Может быть, вообще всего этого не было, а если было, оказалось всего лишь фоном? Фоном для чего-то другого более важного, того, о чем была передача. И только потом, когда в памяти последовательно, как при проявлении снимка, то есть деталь за деталью, постепенно восстанавливается вся картина, начинаешь задавать себе вопросы. Например: ну при чем здесь кушетка? или вечерний туалет? или то и другое вместе?

И это на фоне большой картины. Абстрактной картины знаменитого художника, написанной им тогда, когда он еще не был знаменит. Там, среди цветных фигур потерялась настоящая тень. Часть тени. Вероятно, источник света был не слишком высоко. Женщина погасила в пепельнице сигарету и снова откинулась на подушки.

— Расслабься. Тебе удобно? Закрой глаза. Так удобно?

— Удобно, хорошо.

— Что тебя беспокоит?

— Мне кажется... Правда, мне всю жизнь так кажется. Нет, это не сейчас.

— Но все-таки, что именно кажется?

— Это, наверное, неважно, но мне кажется, что все это происходит не со мной, это чужая жизнь. Я бы... Я не заслужила этого. Так просто не бывает, не может быть. Это так же нереально, как вообразить себя мертвой. Ты понимаешь: мой труп и я?

— Почему тебе пришло в голову именно это сравнение?

— Я взяла его для контраста. Это разные состояния, просто разные ипостаси. Я смотрела на себя со стороны: это была не я — какая-то женщина. А я смотрела. Там только образ, то, что для других. Кто-то любит, кто-то ненавидит — это все не ко мне. Но если для кого-то она мишень, то, стреляя в нее, он попадет в меня.

Это выдуманный диалог. Его могло и не быть. Просто есть картина, есть кушетка, должен быть диалог.

Может быть, на тебя действует этот осенний пейзаж, бледные пятна, какой-то особенный свет или капля, упавшая тебе на шляпу. Какое-то не опознанное тобой воспоминание. Но ничего хорошего, не блик на куполе незнакомой церкви и не растворившиеся в чашке чая крошки печенья — чужое и резкое слово «Галифакс». Ты не знаешь даже, что это такое и почему оно вертится в голове.

Или всплывет в памяти постороннее имя. Николай Андреевич Бреннер. Ты видишь его отпечатанным на визитной карточке так четко, как будто она лежит перед тобой на столе. На голубом, пластиковом столике, рядом с недопитой чашечкой кофе. Дальше все размывается. Откуда оно, и почему ты его вспомнил? Явление ложной памяти? Или опережающей памяти? Сдвинулась матрица или что там бывает, и эхо опередило звук. Не исключено, что это имя появится где-нибудь впоследствии, сыграет какую-то роль, может быть, удивит кого-нибудь, вызовет переполох или этот персонаж — порождение телевизора, образ, мелькнувший на экране, а может быть, вообще одно лишь имя, не обозначающее ничего.