Борис Дышленко - На цыпочках

Вот и теперь солдаты у барьера играли в эту игру. Сначала один лупил, а другой угадывал, потом первый угадывал, а второй лупил.

Эта игра пробудила во мне воспоминания детства. Я вспомнил свой класс, школьных товарищей, любимых учителей. «Милая, невозвратимая пора детства! Как не любить, как не лелеять воспоминаний о ней!»

Я грустно вздохнул и пошел дальше. Да, игра в мясо пробудила во мне воспоминания.

Двор нашей школы был такой же убитый и гладкий, как эта площадка, только в нашем дворе не было деревянного барьера со столбом. Там была баскетбольная площадка, где на уроках физкультуры мы учились маршировать, а после уроков там тренировалась школьная команда. На этот двор мы всей нашей сменой выбегали во время большой перемены, и все двадцать минут до самого звонка мои товарищи с упоением лупили в подставленную ладонь. Я вспомнил желтую пыль от многочисленных ботинок моих крепких друзей и тяжелый звон в ушах от сильных коротких сотрясений, и возбужденный шепот за спиной, и полновесный удар. Нет, кроме игры в «мясо», я помню еще и многие другие игры, ведь в детстве я играл в самые разные игры, и в спортивные в том числе. В младшем школьном возрасте, я помню, мы играли в прятки, помню, как строили халабуду, шахматы — также очень увлекательная игра. Но если бы я увидел, как играют в шахматы, я бы ничего не вспомнил, а от игры в «мясо» вспомнил. Именно игра в «мясо» вызвала у меня воспоминания детства.

Внезапный стрекот отвлек меня от воспоминаний. Он донесся откуда-то спереди, но не со стороны лагеря, а немного справа, возможно, от трубы.

«Да, нужно быть поосторожней, — подумал я, — об осторожности нельзя забывать; а то ведь здесь, как в мире джунглей: раз — и нету. Нет, это, конечно, я преувеличивал, насчет джунглей. Это, конечно, сильно сказано, — подумал я, — потому что в джунглях, там действительно, там встречаются всякие звери и питоны, например, дикие крокодилы, ягуары и львы. Правда, наряду с такими страшными и ядовитыми животными, в джунглях также можно увидеть много интересных бабочек, попугаев и обезьян. Есть и другие забавные подробности, глядя на которые, можно узнать много нового, а кроме того, расширить кругозор.

Увы! — подумал я. — Для этого нужно быть путешественником или обладать мужеством и отвагой. Стыдно признаться, но я всем этим не обладаю. Разумеется, все эти качества могли бы пригодиться мне и в повседневной жизни, потому что, что ни говори, будни тоже полны романтики: я думаю, этого никто не станет отрицать. Нет, — вздохнул я, — видно, я не создан для будней. Для романтики, для подвига... Я — не создан. А жаль, потому что здесь мне бы ни отвага, ни мужество не помешали».

— И вообще жалко, — сказал я. — Жалко, что я попал в эту передрягу.

Но делать было нечего, и я пошел. Зашагал дальше. Вернее, это не совсем точно будет сказано, что зашагал, так как я гораздо больше спотыкался, чем шагал, из-за всяких кочек и других неровностей почвы. К тому же все время приходилось то подниматься вверх, хоть и не по крутому, хоть и по пологому, но все-таки склону; то нужно было спускаться вниз, в ложбину, и это тоже было утомительно, так как в этом случае я тратил много сил, чтобы преодолеть инерцию и не бежать. А вообще все эти взлеты и падения напоминали путешествие по волнам, и я даже сравнил себя с кораблем, плывущим по бескрайним и неведомым просторам, только я не знал, куда и зачем я плыву.

Внезапно снова раздался стрекот, и на этот раз я понял, откуда он идет. Ну, конечно, он шел из того двора с трубой. Труба торчала оттуда, как из-под земли. Сложенная из белого кирпича, она от времени и дыма стала почти черной. Впрочем, дыма из нее сейчас не было, а там стрекотало. Сказать по совести, мне стало очень неприятно от этого стрекота. Я, конечно, не суеверен, но в таком положении, как мое, поневоле начинаешь обращать внимание на всякие приметы. Не переставая смотреть на трубу, я быстро спускался с холма.

«Там забор, — думал я. — Черт его знает, что там за забор и черт его знает, что за ним. Меня могут оттуда увидеть, и от этого, в свою очередь, могут возникнуть последствия. Надо мне к нему незаметно подобраться и посмотреть, что там. Проделать дырочку и посмотреть. Да что там! Еще дырочку проделывать! — там и так наверняка полным-полно всяких щелей. Во всяком заборе их всегда много — сиди и наблюдай за любым. Как бы мне его обойти, этот забор?»

Но мой путь, как назло, лежал у самого забора, и миновать его не было никакой возможности, и я шагал вниз все быстрей и быстрей, пока не достиг подножия этого холма.

Я остановился и перевел дух.

— Фу-у-у-у...

«Жаль, что я не курю, — подумал я. — Как хорошо, наверное, было бы сейчас закурить! Надо бы научиться».

Жена всегда говорила, что некурящий мужчина — это только полмужчины.

«Это правда, — подумал я, — курение, наверное, придает мужества».

Я заметил, что у меня дрожат руки.

«Вот как нехорошо! — подумал я. — Дрожат руки».

Я стоял. С этой стороны холм был размыт, крут и обрывист и напоминал скорее овраг, чем холм. К тому же в ложбине было навалено всякой дряни, и от этого он еще больше походил на овраг.

Я стал медленно подниматься по крутой тропинке, держа курс прямо на трубу. Сейчас, если даже кто-нибудь и был за забором, он не смог бы меня увидеть, да и мне отсюда не видно было забора, так как он находился по ту сторону холма. Времени у меня было достаточно, однако было бы неплохо иметь его немного в запасе на случай каких-нибудь непредвиденных обстоятельств. Тем не менее, я никак не мог заставить себя подниматься быстрее. Там, за вершиной холма, я чувствовал опасность; буквально чувствовал, хотя у меня и не было к этому никаких объективных причин.

Вдруг стрекот прекратился, и в тот же миг я упал на четвереньки, так как зацепился за что-то ногой. Это был вросший в землю ржавый и изодранный лист железа.

«Ничего страшного, — подумал я. — Просто зацепился ногой, — я встал. — Зацепился, — подумал я, — споткнулся. Вот только какой ногой? Правой? Все в порядке, — подумал я, — правой».

Нет-нет, я не из предрассудков... Это я просто так подумал, чтобы о чем-то подумать, чтобы отвлечься и не дрожать.

«Что это стрекочет, — подумал я, — и почему перестало? Нет, это мне не нравится. Еще бы стрекотало все время, а то пострекочет и перестанет, а потом опять стрекочет, — тут что-то не так. Правда, может быть, это какой-нибудь процесс или что-то такое, и, может быть, это меня не касается, но все-таки это очень подозрительно, когда все тихо-тихо, а потом вдруг ни с того ни с сего начинает стрекотать, а потом опять тихо.

Э-э-э, да ведь оно и раньше стрекотало, — вспомнил я, — оно ведь и тогда стрекотало, когда я был еще на первом витке. Я ведь еще тогда заметил, что где-то стрекочет, только точно не мог определить — где. Правда, я уже тогда предположил, что здесь. Выходит, я был прав. Ну, разумеется, не будет же стрекотать исключительно ради меня. Что я за персона такая?»