Тамара Стоун - Если бы мы знали

Я пыталась сдержать слезы, но не смогла. Горячие и крупные, они ручьем текли по щекам, и их было никак не загнать обратно.

– Не знаю, почему я сразу не ушла. Я просто стояла. Я позволила ему…

Люк взял мое лицо в руки.

– Нет. Ничего ты ему не «позволила». Ты ничего плохого не сделала. Ты не виновата в том, как оделась. Ты не виновата в том, что не сразу сообразила, что происходит. Это все на нем. Твоей вины в этом нет никакой . Понимаешь?

Я кивнула. Дурацкие слезы все бежали по щекам. А я по какой-то причине не могла умолкнуть, пока до конца не выговорюсь.

– Я стала пятиться назад к лестнице, не сводя с него глаз. Я думала, он пойдет за мной или что-нибудь скажет, но он ничего не сделал. Я вернулась к себе в комнату, заперла дверь, а потом долго сидела на полу, решая, что мне теперь делать. И как рассказать об этом маме. Я поняла, что не могу ей ничего рассказать. Ни за что и никогда. Мне хотелось как можно скорее убраться из дома, и мне необходимо было поговорить с Ханной, но она была еще в церкви, так что я выбралась по лестнице из окна спальни и побежала по лужайке к ее дому. Я знала, что мама Ханны всегда держит запасной ключ под цветочным горшком у черного входа, и проскользнула в дом.

Я мысленно перенеслась в то утро. Первые минут пятнадцать я ходила по дому Жаккаров, проверяя каждое окно и каждую дверь – надежно ли они заперты. Потом спряталась в комнате Ханны и на всякий случай подставила стул под ручку двери. А потом встала у окна за занавеской и разглядывала свой дом, и впервые в жизни мне казалось, что мне он больше не принадлежит. Раньше я всегда чувствовала себя в нем в безопасности. Всегда. Я многого лишилась в тот день из-за Куска Дерьма, но обиднее всего казалось именно это.

– Когда Ханна вернулась домой, я ей обо всем рассказала, и она, естественно, пришла в ужас. Она сказала, что сейчас приведет свою маму, и я ответила, что не надо, но на самом деле мне этого хотелось. – Я перевела дыхание. – Но потом я услышала в коридоре голос ее отца. Ханна всегда была с ним близка и все ему рассказывала – так что ей, вероятно, казалось, что они взаимозаменяемы, но я видела это иначе. Я спряталась в шкафу. И все слышала… – Я замялась.

Люк крепко меня обнял.

– Она за меня не заступилась, – прошептала я, уткнувшись носом ему в шею.

– А должна была.

Больше мы ничего друг другу не сказали. Добавить было нечего. Какое-то время мы стояли и молча смотрели на шкафчики. А потом пошли к его «Джетте».

Он открыл дверь со стороны пассажирского сиденья, затворил ее за мной, и я прислонилась к окну. Стекло приятно холодило щеку.

Я закрыла глаза. Люк завел машину и выехал с парковки. Я не знала, куда мы едем, да это было и неважно.

Мой телефон чирикнул, и я посмотрела на экран.

– Мама пишет.

– Ответь ей, что сегодня не вернешься домой, – спокойно ответил Люк.

Мы поднялись по холму, проехали мимо деревьев и фонарей и припарковались рядом с машиной миссис Калетти. В доме было темно и тихо.

– Где все? – спросила я, когда мы поднимались по лестнице.

– В кафе с твоей мамой и… с ним.

Я ухмыльнулась. Мне нравилось, что теперь и он избегал называть Кусок Дерьма по имени, как будто он был Вольдемортом или кем-то вроде того.

Люк открыл дверь в свою комнату и затворил ее за нами. Он сразу направился к комоду, достал пижамные штаны и толстовку с логотипом его команды по лакроссу и передал мне, чтобы я переоделась. В них было куда удобнее, чем в сценическом костюме.

Люк подошел к кровати, откинул одеяло и махнул рукой, приглашая меня лечь. Когда я улеглась, он натянул мне одеяло до подбородка и забрался ко мне прямо в уличной одежде. Я опустила голову ему на плечо, и мы привычно переплели ноги.

Долгое время мы лежали в полной тишине. Постепенно мои веки начали опускаться, а тело расслабляться. Я ужасно устала после всей этой драмы – на сцене и вне ее.

– Можно кое-что спросить?

– М-м, – утвердительно промычала я.

– Почему тогда ты пошла именно к Ханне? Почему не позвонила мне? Или Тайлеру, или Шарлотте? Любой из нас успел бы приехать минут за десять или даже меньше. Почему Ханна?

– Я хотела уйти из дому как можно скорее. А ее дом совсем рядом.

Люк поцеловал меня в лоб.

– Я тебе не верю.

Я приподнялась на локте и открыла было рот, чтобы возразить, но тут же осеклась. У меня сдавило грудь, а в горле встал ком. Я никому еще не признавалась, даже себе самой, в том, почему тем утром я обратилась не к кому-либо, а к Ханне, но на самом деле я прекрасно знала почему.

– Я всегда действую необдуманно. Всегда такой была. А вот Ханна совсем другая. Она все продумывает, до мелочей, и даже иногда перебарщивает. Я повинуюсь минутным порывам, а она очень вдумчивая. И мудрая. Она всегда говорила, что я придаю ей храбрости, а она мне – ума.

Люк пригладил мои растрепавшиеся волосы.

– Мы часто шутили о том, что мы как инь и ян, а ведь это и в самом деле так. Мы дополняем друг друга, но не всем это видно со стороны. Она всегда была со мной абсолютно искренна. Она подмечала все мои промахи, и порой меня это раздражало, но чаще радовало, понимаешь? Потому что она ставила высокую планку, и благодаря ей я стремилась стать лучше. Она знала обо всех моих недостатках и все равно любила – не вопреки им, а за них. И я люблю ее так же.

Люк накручивал на палец мои волосы и смотрел на меня, не отводя взгляда.

– Я не позвонила тебе, потому что мне нужна была Ханна. Я знала, что она решит за меня, как поступить. И все уладит. Я все еще гадала, не было ли в произошедшем моей вины, и не сомневалась, что Ханна меня в этом разубедит. Рассердится на него и защитит меня…

– …а она не защитила, – закончил за меня Люк.

Я положила голову ему на грудь и закрыла глаза.

– После этого я не знала, что делать. Я была не уверена в себе и… разбита. Мне не хотелось, чтобы ты видел меня такой. Мне же полагается быть зажигалкой, да? Удивлять тебя. Я не хочу открывать тебе свои недостатки, но не смущаюсь показывать их Ханне. Она обо всех знает. И любит меня, несмотря ни на что.

– Я тоже тебя люблю, несмотря ни на что.

– Не так, как она. – Я медленно покачала головой. – Никто не любит меня так, как она.

Договорив, я почувствовала, как мои мысли затуманиваются, и провалилась в глубокий сон.

Когда папа закончил читать молитву, я должна была вернуться в аудиторию и, как и в предыдущие годы, представиться дочерью пастора Жака, пообщаться с родителями и потенциальными учениками, рекламировать «Завет». Аарон и остальной «Рассвет Воскресения» так и поступили. Но у меня не было на это сил. Я все еще чувствовала эмоциональный подъем после выступления, и мне хотелось побыть одной, вдали от всех, и сосредоточиться на том, что действительно важно: на Эмори.